Две повести. Две дороги – две судьбы. Тамара Злобина
который всё пляшет и поёт, не забывая при этом обжигать.
Ветрова Натали – хороша была всем: высокая (даже чуть выше меня), стройная, с милыми ямочками на щеках и обворожительной улыбкой. Казалось – была в меня влюблена, как кошка. Только казалось… Едва на горизонте замаячил «богатенький Буратино», она мне сразу сделала ручкой. Вот тогда я окончательно «рассвирепел», и готов был этого Буратино переехать на «лисапеде» – так Натали «ласково» называла мой мотоцикл. Но, хорошо подумав, решил – пусть живёт. Дело-то вовсе не в нём – дело в блондинке… К тому же «лисапедом» вряд ли «джип» переедешь – тут БТР нужен.
Ещё в глубокой юности в небольшой книжонке, автора которой уж и не припомню, я прчёл стихотворение, которое просто впечаталось в мозг:
«Наш род мужской с веками не мудрее стал,
И всех наук, осилив верхотуру,
В душе возводим мы хрустальный пьедестал,
И на него – сажаем дуру».
Тогда я просто был возмущён до предела этаким цинизмом:
– Как можно вот так?! Со слабым, нежным полом…
Только спустя время понял, что слабый пол – это не они, а мы. Потому, что не можем противостоять их чарам, а они из нас вьют верёвки, как… Как… Из своей шерстяной пряжи! А, когда, наконец, совьют всё, что их душеньке хотелось, просто выбрасывают за порог, или убегают сами, как Валюшка от моего друга.
Вот тогда я Мишке сказал клятвенно:
– Ну, всё, друже, с сегодняшнего дня больше ни на одну блондинку даже не посмотрю!
Михаил покосился на меня как-то странно, и в его взгляде я уловил такое искреннее недоверие, что сразу полез в бутылку:
– Хочешь поспорим?!
Обычно друг быстро заводится, но тут устоял, только сказал примирительно:
– Зачем спорить? Я итак тебе верю.
– По твоим глазам не скажешь, – засомневался я.
Мишка лишь слегка вспыхнул:
– Ты, что… этот… Как его?… Драматург… Да не важно! Который всё кричал: -«Не верю! Не верю!»
Я только улыбнулся в ответ: Михаил всегда был забывчив: ляпнет что-то, наобещает с три короба, а, когда его прижмёшь потом к стенке, он со слезой в глазу:
– Не помню, друг! Ну, надо же – не помню… Видно, что-то с памятью моей стало…
Остаётся только добавить:
– То, что было не со мной – помню…
Так, о чём это я? Ах, да: о стихах. Так вот теперь я с «безвестным автором» готов согласиться: сажаем абы кого, а потом рвём волосья на голове в полном «экстазе», хотя и без того с каждым годом их всё меньше и меньше становится. Мишка вон даже бородку отпустил, а ля Чехов, чтобы компенсировать явный недостаток шевелюры. Теперь он выглядит так, словно голову перевернули вниз макушкой… Смешно, ей-ей! Только при нём прошу не хихикать, а то снова начнёт руками размахивать, как обычно делает в сильном душевном волнении.
– И почему у тебя, Виталька, – интересуется он у меня, –