Норд, норд и немного вест (сборник). Эдуард Овечкин
как, первый должен сказать и планировал, да, а тут… так неожиданно… А потом как-то повода не было, ну знаешь, вот мы целуемся и так не хочется останавливаться и словами всё это пугать, а потом затмение какое-то, и уже ужинаем сидим, и как вот – ты говоришь, Слава, передай соль, а я говорю, держи Маша, я тебя люблю? И, кроме того, время-то упущено, надо же как-то всё это построить так, чтобы торжественно, что ли, или, не знаю, запомнилось потом тебе, понимаешь?
– Понимаю. А ты любишь меня?
– Да.
– Ну скажи просто так, а потом, как случай подвернётся, скажешь торжественно.
– Я люблю тебя, Маша.
– Жаль, что тебе надо уезжать, Слава. Я так не хочу.
– Я писать тебе буду, и ты мне пиши, а потом я прилечу к Новому году на пару дней, договорюсь там и потом опять будем писать, у меня выход в море после будет, месяца на три – вот тут ты должна будешь перетерпеть, а потом снова отпуск, мы поженимся, и вы со мной поедете. Поедете же?
– Погодите, Вячеслав, – Маша привстала на локте и посмотрела на него сверху вниз, – так вы меня сейчас замуж позвали? В такой вот мало торжественной обстановке? Без коленей и цветов?
– На колени-то я могу встать, – Слава дёрнулся было, но Маша его не пустила, – с цветами-то вот, конечно, загвоздка. Пойдёшь за меня замуж? А цветы я потом донесу, ты не беспокойся…
– Да, именно о цветах я больше всего и беспокоюсь. Как вы проницательны, Вячеслав, просто спасу от вас нет!
– Так пойдёшь?
Маша вздохнула и легла обратно.
– Не знаю, я девушка порядочная, должна же подумать.
– Логично.
Помолчали пару минут. На стене тикали часы, и где-то вдалеке были слышны гудки машин. Оба смотрели в окно, которое было чернее стен и их отражения, призрачные и с размытыми контурами, лежали там и смотрели на них в ответ.
– Ну как, подумала?
– Подумала.
– И каким будет твой положительный ответ?
– Положительным.
– В смысле, да?
– А это для тебя положительный ответ?
– Да.
– Точно?
– Точнее не бывает. А что за вопросы?
– Слава, ну мало ли, может, ты из приличия предлагаешь, знаешь, а сам не дышишь, и отказа моего ждёшь, и думаешь: хоть бы, хоть бы сказала «нет».
– Повезло тебе, Маша, что я обижаться не умею.
Везучая ты.
– А так бы что?
– Обиделся бы. Что.
– И замуж бы не стал больше звать?
– Стал бы. Но обиженно.
– Я как-то без боя сдаюсь, вроде бы? Нет? Я не должна поломаться как-то или что там ещё принято в таких случаях?
– Не-е-ет, что ты. Это – пережитки прошлого.
– Ну тогда я согласна. А мы сможем? Я в том смысле… Как ты думаешь, у нас получится?
– Конечно, Маша, получится. Ты в надёжных руках и никуда из них не денешься!
– Убери руку с моей задницы.
– В смысле?
– В смысле щекотно, я сейчас смеяться начну и Петровича разбудим.
– Ага, – сказал Петрович из-за стенки, – именно