Всё, что я о ней помню. Антон Бородачёв
удивился я. – Еще недавно мы писали про саммиты Евросоюза, а теперь будем писать про мотыльков в горах?
– Ты не понимаешь, – проговорила она, и ее взгляд снова стал оживленным, как и всегда, когда мы с ней начинали говорить о работе. – Тут дело не в мотыльках, а в том, что может стоять за всем этим. На деле это может быть, что угодно: проблемы с экологией, разработки новых пестицидов, превышение норм допустимых выбросов на промышленных предприятиях… Мотыльки не умирают просто так… И пока за эту историю не схватились другие издания, у нас есть шанс вытащить из нее что-то по-настоящему стоящее.
– Если бы все действительно было так, как ты говоришь – там уже стояла бы целая армия экологов, – парировал я и, налив себе бокал мартини, отправился в соседнюю комнату, чтобы найти свою рубашку, все еще валявшуюся где-то там на полу. – Если бы речь шла об экологической катастрофе – это было бы во всех новостях. И у каждого дерева в Татрах сейчас бы уже стояло по несколько активистов «Green Peace», приковавших себя одной цепью.
Вероника покачала головой.
– Не обязательно. Есть предприятия, которые умудряются годами скрывать подобные нарушения. Особенно если за этим стоят большие деньги или большие политики.
– Так значит, мы их ищем?
Вероника вздохнула: «Мне просто нужен хороший материал». И решив не наседать на нее с расспросами, я сделал глоток мартини, поставил бокал на барную стойку и, накинув на себя рубашку, стал застегивать пуговицы одну за другой.
– А как тебе удалось узнать об этом? – проговорил я после недолгой паузы, и в ответ Вероника безразлично пожала плечами: «Наткнулась на несколько фотографий в интернете. А потом стала копать. Несколько недель назад об этом писала одна университетская газета, но история так и не получила продолжения. Было бы неплохо отправить туда кого-то из наших представителей, чтобы провести настоящее расследование».
– Ты и правда надеешься, что эта история превратится в «Дело о пеликанах», и у нас на руках окажется сенсационный материал?
Вероника усмехнулась: «Не знаю. Но я бы сейчас многое отдала за какого-нибудь продажного политика или нечестного промышленника, сливающего отходы в ближайшую реку»…
– Да… – проговорил я как-то бессмысленно. – Но может оказаться и так, что помимо мертвых мотыльков в этой истории ничего больше нет. Мы говорим про статью из университетской газеты…
– Нет, мы говорим о нашей газете! – ответила Вероника, и на одну единственную секунду ее голос вдруг сделался резче. – Она умирает. Ты ведь видишь, какой ерундой мы занимаемся по шесть дней в неделю?! Мы пишем о чем угодно, но только не о том, что действительно важно. Это литературный мусор! И ты знаешь это не хуже меня.
Вероника сделала глоток и, отставив бокал в сторону, посмотрела прямо на меня.
– Ты же поэтому уходил из газеты?
Я промолчал, как будто ее вопрос и не предполагал