Любовь попаданки. Дарья Быкова
страданий, когда я уже успела признать себя непривлекательной дурой, а всех вокруг, включая киару, Никиту и тем более Ромку – бесчувственными козлами и эгоистами.
«Мария, спускайтесь. Не впутывайте своих родных!» – выдал мне противный телефон.
Я подошла к окну, уже зная, что там увижу. И точно, даже в наступающих сумерках машину киару я заметила сразу, и, что хуже, он тоже меня заметил – мигнул фарами.
И я пошла. Потому что свою семью я люблю и действительно не хочу впутывать.
Киару был зол. Очень-очень зол. Мне казалось, что сама атмосфера в машине поменялась, словно уютное прежде кресло стало колючим, стекла темнее, а от хозяина автомобиля волна ярости ощущается чуть ли не физически.
– И за сколько вы продаетесь? – поинтересовался синеглазый, глядя подчеркнуто не на меня и сжимая руль так, что пальцы побелели.
Вот интересно, это он специально такую двусмысленную форму вопроса выбрал? Или он не понимает второго смысла, а это мое испорченное подсознание играет такие шутки?
– Я не продаюсь, – сообщила я, всхлипывая. На этот раз киару на мои слезы никакого внимания не обращал. Возможно, считал, что так мне и надо? Так и должно быть – раскаивающаяся, заливающаяся слезами преступница, вымаливающая прощение. Что-то ролевыми играми повеяло… как-то не вовремя и некстати.
– То есть это вы из личной неприязни? – заинтересовался он и даже повернулся ко мне.
– Это вы о чем? – спросила я крайне неубедительно, пытаясь напомнить самой себе, что у нас презумпция невиновности. Вроде бы.
Вместо ответа киару коснулся экрана на приборной панели и запустил запись с чьего-то видеорегистратора, где видно, как я открываю дверь машины. И, увы, почему-то не видно ничего дальше – про типа в черной куртке. Так что вывод киару сделал явно однозначный.
– Итак? Личная неприязнь? – очень любезно и очень холодно предположил он.
– Нет, – сказала я. И совершенно не эстетично шмыгнула носом.
– Это как-то должно помочь Никите Рекунову в решении его проблем? – кажется, киару не терял надежду обнаружить хоть какую-то логику в моем сегодняшнем поведении. Увы. Если бы мне самой сейчас понять, как я могла на такое пойти… да и сам мотив – «я просто не хотела, чтобы вы знали, что я рисую вас, как настоящая маньячка» тоже не звучит…
– Нет, – вздохнула я. – Думаю, не поможет…
– Тогда что? – с чрезмерно подчеркнутым смирением. Дескать, терпение у меня почти безграничное, но ты, человечка, уже у самого края.
Я молчала, закусив губу. Действительно, что? Глупость, доверчивость и мучительная неловкость? Неужели, это я? Говорят, человека определяют его поступки, и вот так вот поступает Мария Романова…
– Ладно, не говорите почему, скажите где! – уже серьезно потребовал киару.
– Я ничего не брала, – обреченно закусываю губу, понимая, что к настоящей части допроса киару только собирается приступить.
«Да ну?» – сказал взгляд ярко-синих