Двенадцать. Джастин Кронин
было тяжелее, чем угомонить пятилетнего ребенка. Гениального пятилетнего ребенка.
– Давай, говори уже.
Нельсон пожал плечами.
– Судя по всему, исходя из самых последних данных, сроки у нас стали еще более сжатыми. Что-то порядка тридцати девяти дней.
– До того момента, как они выйдут на побережье, ты хочешь сказать?
– Ну, не совсем.
– А что же?
– Распространятся по всему североамериканскому континенту.
Глаза Гилдера закрыла серая пелена, и ему пришлось сесть.
– В центральном командовании уже разрабатывают ответные меры, – продолжил Нельсон. – Полагаю, они попытаются просто все спалить. Сначала самые крупные населенные пункты, а потом все остальное, что останется.
– Боже всемилостивый.
Нельсон холодно нахмурился.
– Не слишком большая цена в целом. Я прекрасно знаю, что бы я сам сделал, будь я, скажем, русским президентом. Все, чтобы не дать этой заразе перейти океан.
Он прав, и Гилдер понимал это. Вдруг почувствовал, как дрожит его правая рука. Схватил ее левой, пытаясь унять судороги и в то же время придать этому движению вид естественного.
– Вы в порядке, босс?
Его правая нога тоже задрожала. Он почувствовал неудержимое желание рассмеяться. Может, это стресс? Гилдер с трудом сглотнул, чувствуя во рту привкус желчи.
– Найди эту девочку.
Когда Нельсон ушел, Гилдер сидел в кабинете еще пару минут, пытаясь собраться. Дрожь прошла, но желание смеяться – симптом, обычно завуалированно называемый «недержанием эмоций», – нет. И он наконец сдался, позволив себе короткий приступ хохота для разрядки. Иисусе, со стороны это выглядело, будто он одержимый. Можно только надеяться, что никто не услышал.
Он вышел из здания, дошел до гаража и сел в свою машину, бежевую «Тойоту Камри». И сразу поехал домой, в таунхаус в Арлингтоне. Хотел вымыться, но внезапно ощутил, что даже это ему тяжело. Включил телевизор и налил себе скотча. По всем каналам, даже по погодному, уже вовсю говорили о чрезвычайной ситуации броскими словами («Нация в опасности» и тому подобное). У всех ведущих был измученный и невыспавшийся вид, особенно у тех, кто вел репортажи с обочин шоссе, с кукурузными полями на заднем плане и бесконечными колоннами едва ползущих машин на переднем. Сигналили все без перебоя. Вся округа ревела, как испорченная коробка передач. Гилдер посмотрел на часы. 8:05. Меньше чем через час во всей округе стемнеет.
Он с трудом оторвал от дивана непослушное тело и пошел вверх по лестнице. Лестница – проблема в будущем. Что он будет делать, когда не сможет подниматься по лестнице? Войдя в ванную, он включил душ и разделся до трусов. Поглядел на себя, пока согревалась вода. Смешно, но он не выглядит особо больным. Может, чуть похудел. Были времена, когда он считал себя человеком спортивного телосложения – даже бегал кроссы в Боудине. Те времена давно прошли. Его работа подразумевала строгий режим секретности, такой, что он даже жениться не мог,