Гемоды не смотрят в небо. Ольга Кай
зайти незаметно и раствориться. «Черная рыба» – из таких. Сразу ощущаешь себя чужеродным элементом в некой давно устоявшейся системе: сюда ходят, в основном, одни и те же люди, хотя в последнее время все больше новичков. Помнит меня Иванна или нет – не знаю, но виду не подает. Я прихожу изредка на встречи или презентации, когда собирается немало людей. Но такие, как я, обычно не возвращаются.
Лидка заваривает чай и уходит в соседний зал. Слышу оттуда высокие ноты ее смеха.
Раньше в «Черной рыбе» была выставка работ о суициде: картины, фото. Изречения – черным маркером на криво оторванных листах. Висели вороньи чучела – к счастью, кажется, не настоящие. Я еще писала об этом, только статью так заминусовали, что ее быстро из топа выкинуло. Иванна тогда возмутилась критике. Экспозиция, мол, – это отражение определенного пласта культуры, и вообще: не стоит слишком серьезно относиться к подобным вещам.
Экспозиция сменилась, и мне интересно поглядеть, какие пласты культуры отражают в «Черной рыбе» теперь. Подхожу к ближайшей картине: сердце, нож, кровь, руки, бокал с алым – кровью, видимо? Подпись: «Любовь». Неожиданно, да.
Следующее произведение: крупные мазки, темная краска – синяя, черная. Угадывается человек, лежащий в ванной. На его руке – ярко-красная полоса. Красные капли стекают по пальцам, постепенно чернея, и расплываются лужей. Подпись: «Скука».
Подходит еще одна посетительница, останавливается в паре шагов. На первый взгляд она лет на пять меня младше. Одета забавно: слоями – брюки, платье, блуза, рубашка, жакет, да еще, словно этого мало, объемный шарф, из которого ее коротко стриженная голова выглядывает, как булавочная головка из подушки. Постояв, посмотрев задумчиво на картину, девушка идет к следующей.
Полотно под названием «Осуждение»: человеческая фигура, едва намеченная все теми же крупными мазками, стоит на четвереньках, пронзенная черными полосами.
Дальше: человек, словно разрезанный вдоль, раскрывающий себя руками, заглядывающий внутрь, во внутренности – «Самоанализ».
И финальное: руки, очертания тела, брызги то ли крови, то ли огня. То ли звезды фейерверка. «Самосожжение». Хмыкаю, оборачиваюсь.
Негромкий гул голосов из соседнего зала. Неподалеку другая девушка и молодой человек застыли в схожих позах, перелистывая взятые с полки книги. На обложках такие же крупные, темные мазки, как на картинах. В той же тональности. Оборачиваюсь к полотну напоследок, взгляд снова падает на подпись. Хм, в первый раз я прочла неправильно: картина называется «Самосъедение».
Звенит у двери колокольчик. Долговязый парень улыбается широким ртом, едва не кланяется, здороваясь с рыжей. И уходит в соседний зал. Что ж, пора и мне туда.
Парень берет себе стул, усаживается. Отвечая на приветствие, кивает так, что голова, кажется, вот-вот отвалится. Ему неловко, и он очень рад быть здесь. Публика самая разная, но в основном молодежь. Есть и фриковатый народ, вроде той девушки