Минута молчания. Сборник рассказов. Сергей Георгиевич Михайлов
лежала у него душа к военной службе. Мечтал когда-то стать гуманитарием, одно время всерьёз увлёкся античной историей и философией, перечитал уйму книг на эту тему, а в десятом классе внезапно созрело решение поступать на журфак. Однако деспотичный отец настоял на своём: «Пойдёшь в военное училище – и точка».
И он пошёл. Противиться воле отца не посмел. Молча принял свою участь. И хотя призвание своё он видел в ином, долг русского офицера выполнял честно.
А потом кинули его в эту мясорубку. Закружили, завертели кровавые будни чеченской бойни. Сколько смертей он уже повидал за эти несколько месяцев! Здесь, на войне, цена человеческой жизни была слишком низка, все привычные общечеловеческие ценности, впитанные им с молоком матери, оказались перечёркнуты, отброшены куда-то назад, а их место заняло только одно – звериное желание выжить. Выжить любой ценой, даже ценой жестокости и оправданного законом убийства.
Он оставался самим собой даже в этих экстремальных условиях. По крайней мере, до сих пор ему это удавалось. Сделок с совестью не совершал, хотя угрызения этого непримиримого блюстителя душевного покоя испытывал значительно чаще, чем во времена оные. Что ж, на то она и война, чтоб её…
Больше всего он ненавидел слово «зачистка».
* * *
Скрипнула входная дверь. На пороге выросла могучая фигура сержанта с АКМ’ом на боку.
– Лейтенант, двух духов изловили. На краю села взяли, сами к нам шли. Один с «калашом», вроде как перебежчик. А у второго руки позади связаны. Куда их?
Лейтенант поморщился. Не хотелось валандаться с этими типами. Однако деваться было некуда: долг командира требовал от него принятия соответствующих мер.
– Веди. Разберёмся.
– Есть. Петров! – крикнул сержант, обращаясь к кому-то за дверью. – Давай их сюда.
Конвоируемый молодым бойцом, в помещение ввалились двое чеченцев в «хаки». Один был лет тридцати, высокий, слегка сутулый, вертлявый, с беспокойным взглядом чёрных, как уголь, глаз. Второму было не больше двадцати пяти. Он был худощав, угрюм, нелюдим и на удивление спокоен. Глаза его, горящие неприязнью и ненавистью, в упор смотрели на лейтенанта.
Лейтенант заметил, что теперь руки связаны у обоих.
– Кто такие? – строго спросил он.
– Да свой я, лейтенант! – внезапно подался вперёд тот, что постарше.
– Назад! – рявкнул сержант.
Лейтенант поднял руку. Мол, не трожь его, пусть говорит.
Чувствуя поддержку, пленный заговорил вновь.
– К вам шёл. Вот и оружие с собой прихватил, чтоб не с пустыми руками. А заодно вот этого, – он кивнул на второго пленного.
– Собака! – процедил тот сквозь зубы.
Первый, передёрнувшись, словно от удара хлыстом, сбивчиво продолжал:
– Понял, что не по пути мне с бандитами. Хочу России послужить, верой и правдой. Нашей общей Родине.
Слова-то он говорил правильные, этот чеченский перебежчик, но слышалась лейтенанту в них какая-то