Держи голову выше: тактики мышления от величайших спортсменов мира. Брэндон Снид
пожары в моей голове. Отчасти я полюбил Кэти потому, что с ней чувствовал себя самим собой – глупым, счастливым, беззаботным, – а это случалось очень редко. Когда она находилась рядом, я был в мире с самим собой. Но со временем и это ушло в прошлое, и жар драконьего пламени стал еще горячее.
Меня угнетало не то, что я потерпел неудачу. Неудача способна подарить как минимум несколько хороших историй.
Меня угнетало то, почему я провалился.
Я чувствовал, будто существует два разных меня, будто «настоящего», хорошего Брэндона постоянно третирует этот другой парень, неуверенный в себе, боящийся принять себя и компенсирующий это заносчивым поведением задиры – лишь бы только не раскрыть своей истинной натуры. Я не просто нервничал или демонстрировал вспышки ярости, как это делает каждый из нас, нет, казалось, что, когда этот другой «я» появляется рядом, он тут же берет верх. Чем дольше я был женат на Кэти, тем чаще вел себя как полный мудак. Я ходил развязной походкой, отведя плечи назад и выпятив грудь, говорил только о себе и никогда не спрашивал, как дела у нее. В ретроспективе очевидно, что причина была на поверхности: все это поведение было лишь щитом.
ВРЕМЕНАМИ Я БЫЛ СЧАСТЛИВ, НО ОЧЕНЬ ЧАСТО – И КАК МНЕ КАЗАЛОСЬ, С КАЖДЫМ МЕСЯЦЕМ ВСЕ ЧАЩЕ – МОИ МАЛЕНЬКИЕ МЕНТАЛЬНЫЕ ДРАКОНЫ УСТРАИВАЛИ ПОЖАРЫ В МОЕЙ ГОЛОВЕ.
Внутри же я был трусом.
Я пытался отвлекаться. Работа. Церковь. Тренерство. Благотворительная работа. Вещи, которые я обожал, когда был ребенком, когда был дурачком, совершавшим поступки просто для того, чтобы окружающие люди улыбнулись. Но теперь это не доставляло мне радости.
Я не мог отпустить бейсбол, даже несмотря на то что хотел это сделать. Когда я пребывал в одиночестве, а вокруг всё было тихо, я продолжал думать о том, как много трудился и сколь многим жертвовал, и о том, насколько в конечном счете всё это оказалось бессмысленным. Любой неудачный розыгрыш в уличном баскетболе и любая ошибка в Выходной лиге бейсбола, любой козел, пытавшийся жульничать или поддевать меня словесно, – всё это с новой силой распаляло пожар в моей голове. Порой я грезил о том, как попаду в аварию и останусь парализованным на всю жизнь – только бы лишиться возможности даже мечтать о том, чтобы сыграть вновь.
Я знал, что думать подобным образом ненормально и что, вероятно, мне требуется профессиональная помощь, но обращаться за ней тоже было страшно, и мысли о ней только сильнее раззадоривали моих драконов разума.
Тогда я стал активнее пытаться отвлечься, поступательно становясь всё менее напыщенным и всё более клишированным. Я даже не понимал, зачем занимаюсь тем, чем занимался половину своего времени бодрствования.
Я сомневаюсь, что это замечал кто-нибудь, кроме Кэти. Я был хорош по части маскировки. Люди могли периодически подмечать вспышки моего темперамента во время баскетбольных или софтбольных матчей – но дома у меня постоянно были ложь, крики, боль и слезы, сожаление, а в какой-то из дней – даже слова Кэти о том, что она с трудом узнаёт