Домби и сын. Чарльз Диккенс
ребяческое волнение не могло стереть ту лукавую, странную и, однако, трогательную мину, с какой он произнес это слово.
Это вызвало неопределенное выражение недовольства на лице мистера Домби, но, когда дверь открылась, оно быстро исчезло.
– Доктор Блимбер, полагаю, дома? – спросил мистер Домби.
Слуга отвечал утвердительно, а когда они вошли, посмотрел на Поля, как будто тот был мышонком, а дом – мышеловкой. Молодой человек был подслеповат, с едва заметными признаками улыбки на лице. Это был попросту признак слабоумия, но миссис Пипчин вбила себе в голову, что он наглец, и тотчас в него вцепилась.
– Как вы смеете смеяться за спиной джентльмена? – сказала миссис Пипчин. – И за кого вы меня принимаете?
– Я ни над кем не смеюсь, и, право же, я вас ни за кого не принимаю, сударыня, – испуганно ответил молодой человек.
– Шайка бездельников! – сказала миссис Пипчин. – Годитесь только для того, чтобы поворачивать вертел. Ступайте и доложите своему хозяину, что пришел мистер Домби, иначе вам не поздоровится.
Подслеповатый молодой человек кротко пошел исполнять приказание и, вскоре вернувшись, пригласил их в кабинет доктора.
– Вы опять смеетесь, сэр, – сказала миссис Пипчин, замыкавшая шествие, когда дошла до нее очередь пройти мимо него в холле.
– Я не смеюсь, – отвечал крайне удрученный молодой человек. – Никогда еще не видывал я ничего подобного.
– В чем дело, миссис Пипчин? – спросил, оглянувшись, мистер Домби. – Тише! Прошу вас!
Миссис Пипчин из уважения к нему только зашипела на молодого человека, проходя мимо, и сказала: «О, это замечательный тип!» – оставив эту воплощенную кротость и глупость расстроенным до слез этим инцидентом. Но у миссис Пипчин был обычай набрасываться на всех кротких людей, и друзья ее говорили: что ж тут удивительного после Перуанских копей?
Доктор сидел в своем величественном кабинете, имея по глобусу у каждого колена, книги вокруг, Гомера над дверью и Минерву на каминной полке.
– Ну, как поживаете, сэр? – сказал он мистеру Домби. – И как поживает мой юный друг?
Торжественным, как орган, был голос доктора; а когда он умолк, большие часы в холле (во всяком случае, так показалось Полю) подхватили его слова и стали твердить: «Как пожи-ва-ет мой друг? Как по-жи-ва-ет мой друг?» – снова, и снова, и снова.
Так как юный друг был слишком мал, чтобы можно было разглядеть его из-за книг на столе с того места, где сидел доктор, то доктор делал тщетные попытки увидеть его из-за ножек стола; мистер Домби, заметив это, вывел доктора из затруднения – взял на руки Поля и посадил его на другой стол, против доктора, посреди комнаты.
– Так! – сказал доктор, откидываясь на спинку кресла и закладывая руку за борт фрака. – Теперь я вижу моего юного друга. Как поживаете, мой юный друг?
Часы в холле не пожелали признать это изменение в обороте речи и по-прежнему повторяли: «Как по-жи-ва-ет