.
плохо? – строго посмотрел на него трактирщик. Отвернувшись к окну, он соболезнующе вздохнул: – Эх, сударь, впусте обеспокоились. Это всегда бывает после неосторожества. Рассчитаемся как-нибудь.
– Кто же мне даст в долг? Уж не ты ли, борода? – желчно спросил Прокофий.
– Что вы, помилуй бог! – истово перекрестился купчина. – Николи процентщиком не был, господин хороший!
Он помолчал, помялся. Осенний рассвет лениво заползал в комнату. И без того серое лицо постояльца теперь казалось землистым. Красногрудый снегирь, как огонек, на мгновенье вспыхнул на подоконнике и отлетел.
– Холодить стало. К зиме… – поеживаясь, медленно сказал купец и прошептал вдруг: – Тут старушка одна обретается. Она под расписочку выдаст. Желаете, выручу, сударь, позову?..
Прокофий встрепенулся, ожил. На душе стало веселее.
– Хошь черта зови, но выручай, борода!
– Сей минут! – услужливо отозвался купчина и поспешно вышел…
Старенькая подслеповатая процентщица неслышно переступила порог и выжидательно разглядывала Демидова.
– Ты что, кикимора? Откуда взялась? Ростовщица? – накинулся на нее Прокофий.
– Помилуй бог, батюшка, николи ростовщицей не была. Прослышала от Ивана Дмитриевича о твоем горюшке. Помочь собралась, – смиренно прошептала она. Ее хитрые глазки обшарили заводчика.
– Две тысячи червонцев надо, баушка! Дашь мне? – деловито спросил он.
– Ох, много! Ох, многоватенько, батюшка! – заохала старушонка.
– А может, найдешь, баушка? – не отступал Демидов.
– Милый ты мой, желанный, уж поищу… Может, и добуду…
Она низенько кланялась. В темном платье и платочке, старушонка походила на галку. От ветхого платьица, от всей старушки пахло смолкой, еле уловимой затхлостью. Глядя на ее немощную, сгорбленную, жалкую фигурку, Прокофий спросил:
– Сколь процента возьмешь?
Старушка построжала, подумала малость.
– Ох, и не знаю, сказать как! Не от меня ведется. Баш на баш, батюшка! – елейно отозвалась она.
– Это что же – рубль на рубль! – ахнул Демидов.
– Это уж как водится, батюшка! Она, копеечка, ныне дорога. Коли бежит по рукам – подружку ведет!
Прокофий Акинфиевич заметался по номеру. Ярость овладела им. Тряхнуть бы старую! Но он сдержался, сказал ей зло:
– Ты что же, старая хрычовка, обираешь меня?
– Что ты, миленький! – удивленно уставилась в него ростовщица. – Чего тебя обирать? Гол, поди, как сокол. Расписочку только и возьму. А придет ли к тебе наследство, один Бог ведает…
«Ведьма! – мысленно выругался Демидов. – Все знает, все обдумала!»
Он кружил по комнате, закинув руки за спину, перебирая пальцами. Полы халата развевались. Старушонка тихонько уселась в креслице.
– Ну что ж, решай, сынок!
Прокофий Акинфиевич остановился перед ней, крикнул:
– Чего расселась, тащи деньги! Согласен!
– Вот и договорились, милый! – радостно отозвалась процентщица и заторопилась за обещанным…
На