Каменный Пояс. Книга 3. Хозяин каменных гор. Том 2. Евгений Александрович Федоров
мужики, отробились! Ну, Степан, едем в контору! – пригласил он Козопасова в тележку.
Мастер сел рядом с управителем, и кони тронулись. От рудника до конторы рукой подать, но за этот короткий путь Козопасов много раз переходил от радости к отчаянию, от разочарования к надежде.
«Не может быть, чтобы обошли! Экий рудник спас!» – стараясь убедить себя, думал он.
В конторе Александр Акинфиевич выложил перед Козо-пасовым тысячу рублей ассигнациями.
– Гляди, милок, сколь щедры наши господа! – с лукавством сказал он.
Мастер медлил, все ждал чего-то. Управитель нахмурился.
– Аль недоволен чем? Забавно!
Степан молча взял деньги, нахлобучил шапку и, сгорбись, покинул контору…
Три дня никто не видел Козопасова. На четвертый его отыскал Черепанов у тайной кабатчицы. Степанко был пьян, мрачен.
– Негоже так! – сурово сказал ему Ефим. – Великое дело сробил, а загулял, будто с горя!
– С горя и от обиды! – хрипло выкрикнул Козопасов, и по щекам его покатились слезы. – Ждал вольной, а вот она где, вольная! – схватился за бороду механик. – Поманила, и нет!
– Обида, жестокая обида! – согласился Черепанов. – Но и то рассуди, сколько народу спасла твоя машина от потопа, радуйся. Того и ждали, что не сегодня, так завтра хлынет поток в забои… Идем, Степанко, тебя ищут! Чего стоишь?
Растрепанный, с блуждающими глазами, пошатываясь, Козопасов поплелся за Ефимом. И у Черепанова нехорошо стало на сердце.
«Вот она, наша доля!» – с огорчением подумал он, поглядывая на товарища.
Не знал он, что в письме о машине Козопасова Демидов писал управителю завода:
«А как во всем начальник должен быть еще более награжден, то чтобы сделать удовольствие Александру Акинфиевичу Любимову, даю отпускную его зятю, а сестре его приданое из конторы 2000 рублей ассигнациями».
Вот как обернулось дело!
Только в работе и забывались Черепановы. Мирон старался изо всех сил: сколько умных приспособлений придумал он, чтобы упростить машину, облегчить ее. Каждая выполненная им деталь, взятая в руку, сверкала чистотой отделки и радовала сердце. Большой талант таился в широкоплечем высоком парне, на верхней губе которого золотился пушок. Только он да отец могли с такой тонкостью отполировать цилиндры и подогнать к ним поршни. Работа спорилась. За нею незаметно ушла осень с темными волчьими ночами, убрались осенние воды из пруда: жадно выпил их большой Тагильский завод, не мало пропустило их вододействующее колесо Козопасова. Заметно для глаза понизился горизонт прудовой воды, обнажились прибрежные серые валуны. Река Тагилка хорошо замерзла. В заводях и протоках заблестел под скупым солнцем зеркальный лед, такой прозрачный и тонкий, что сквозь него видны были мшистые камни на дне, водоросли и рыбьи резвые стайки. По утрам потрескивали морозы, стужа сковала горные потоки. Могучие кедры над речным яром стояли тихие, темные.
В одно октябрьское утро в избе внезапно