Простые чудеса. Павел Астахов
несмотря на все мои попытки ее успокоить и убедить, что даже я слышу стук сердца моего будущего ребенка. Попав таким образом в «группу риска», Светлана вынуждена была приходить на осмотр еженедельно. Во время третьего, четвертого и пятого визитов врач Геннерт упрямо твердила, что «сердцебиения нет», и моя жена уходила в слезах. Даже традиционная коробка конфет и бутылка коньяка не могли смягчить жестокую докторшу Геннерт.
Теща моя в ту пору активно трудилась в Мосгорисполкоме. По своему положению и статусу она обладала достаточными полномочиями, чтобы устроить дочь в лучшую московскую клинику, дать возможность пройти осмотр у лучших гинекологов и акушеров. Но, воспитанная в духе «социалистической справедливости», она наотрез отказывалась помочь: «У других нет такой возможности! Не ты первая – не ты последняя!» Я искренне люблю свою тещу, с которой прожил даже больше, чем со своими родителями до женитьбы, но то непробиваемое совковое упрямство в нежелании помочь дочери мне до сих пор непонятно.
Светлана ходила на занятия, а перед этим в храм и молилась, молилась, молилась всем святым и Пресвятой Богородице. Молилась отчаянно, со слезами. Никому об этом не говорила и страдала от безысходности своего положения. Ведь элементарное нынче УЗИ в те годы невозможно было сделать даже в московских районных поликлиниках, что же говорить о периферии. Вот и уповали мы друг на друга и Господа Бога, пока еще не осознавая, насколько Он милостив и всемогущ и что каждую ниточку человеческой судьбы держит в своем клубке мироздания.
Началась летняя сессия в институте и на мою любимую супругу – студентку математического факультета педагогического института – свалились академические заботы. Я тоже сдавал экзамены, но не был на сносях и не выслушивал от загнанной жизнью врачихи и мамы, ярой коммунистки, страшилки о «проблемных беременностях», «мертвых плодах», абортах и выкидышах. Не вмешиваться в этот процесс я не мог, поэтому, сцепив зубы, терпеливо разбирался с врачом Геннерт.
И во время каждого экзамена я старался быть рядом со Светланой. Просто дежурил в коридоре. Беременность действительно протекала очень тяжело с самого начала. Когда в очередной раз ей стало дурно и она попросилась выйти в туалет, «заботливая» преподавательница математической физики заставила сдать листок с ответами и вытянуть новый билет. Пришлось мне вмешаться. Внимательно и сосредоточенно выслушав меня, училка задумчиво протерла очки и, покачав головой, ответила:
– Да-а, сложное положение. Беременность… Наверное, это хорошо. Ну, так я могу помочь вашей жене!
– Спасибо вам огромное! Я не знаю, как вас благодарить! Я был уверен, что вы как женщина ее поймете и поддержите… – искренне обрадовался я такому удачному повороту и доброте этой с виду черствой математички.
Но она неожиданно превзошла даже докторшу Геннерт в своей фантастической «гуманности»:
– Конечно, конечно! О чем тут можно говорить! Я же тоже женщина и понимаю,