Алексей Баталов. Жизнь. Игра. Трагедия. Михаил Захарчук
такое место, где трудно постижимое сочетание объективных и субъективных обстоятельств сказывается в дальнейшем на всей жизни творца. И сказывается самым решительным образом. Человек, побывавший в собственной провинции – долго или коротко, это уже зависит от каждого отдельно взятого индивидуума, – получает там некий творческий заряд, посыл, вдохновение, которого затем хватает ему до гробовой доски. Можно сказать и по-другому. Тот, кому посчастливилось обрести в молодости или даже в зрелости собственную провинцию, творческую Ойкумену, уже никогда не предаст самое себя, свою, Богом предназначенную планиду. Именно так случилось и с Алексеем Баталовым.
Читатель уже успел убедиться в том, что он родился в семье артистов, рос и формировался в потрясающей артистической среде. И по логике вещей, у него как бы не существовало иного пути, кроме как на сцену. А не факт еще. Младшие его братья Михаил и Борис шагали по той же стезе. Однако первый вообще ушел в противоположную сторону от лицедейства, а второй хоть и пытался всю жизнь овладеть артистической профессией, да так у него ничего и не получилось. Лишь Алексей Баталов стал в итоге выдающимся, гениальным русским актером. И вот на сей счет его собственное признание, такое важное в канве нашего разговора: «Как артист, я родился в Бугульме. Так уж вышло, что все первые, самые яркие и верные впечатления о театре мне подарили полные лишений и горя военные годы. Именно в Бугульме случились события, которые и определили по сегодня мою жизнь. Работа собранной вновь труппы начиналась не на театральной сцене. Театр был открыт позже, его здание не отапливалось, а первые выступления проходили при свете керосиновых ламп. Репетиции же проводились в комнате, где жили мы с мамой. Именно тогда родился новый театральный жанр военных фельетонов, которые пользовались большим успехом. А еще я выступал в госпиталях. В Бугульме были потрясающие врачи. И привозили туда очень много тяжелораненых. Вот они лежали, большинство в окровавленных бинтах. А мы играли им спектакль. Тогда мне впервые пришло понимание великой и глубокой истины: вот они все где-то далеко от Бугульмы воевали, кровь свою проливали, чтобы я, и братья мои, и мама могли жить. Там же, в Бугульминском театре, впервые в жизни я получил зарплату. Как говорится, натурой – зерном пшеницы. Мне заплатили как помощнику машиниста сцены. Позже я все-таки вышел в роли, кстати говоря, «кушать подано!». Вот прямо классически это случилось! Слова моей роли были такими. Постепенно бугульминская труппа набирала силу, и на сцене шли уже не только отрывки из спектаклей. Под руководством моей мамы, Нины Антоновны Ольшевской, именно в это время были поставлены «Без вины виноватые», «Лес», «Поздняя любовь», «Светит, да не греет», «Последняя жертва» и «На бойком месте» А. Островского, «Коварство и любовь» Ф. Шиллера, «Васса Железнова» М. Горького. Мама опять-таки режиссировала постановки таких востребованных в военное время спектаклей, как «Русский вопрос» и «Русские люди» К. Симонова, «Нашествие» Л. Леонова, «Разлом» Б. Лавренева. Мама пропадала в театре день и ночь. Она и руководила, и играла! А тут еще мы, трое детей: мне – четырнадцатый год, брату Мише – четыре года, а самому маленькому, Борьке, – два