Подземный Голландец. Странники и пришельцы (сборник). Татьяна Шипошина

      – Боже мой… вообще как в могиле, – громко сказал Макс.

      – Типун тебе на язык!

      – Затихни, Макс! Дай подумать… может, в последний раз.

      – Помолитесь, ребята, – посоветовала Наталья Сергеевна. – Кто как может, помолитесь.

      – Вы за нас помолитесь, раз вы верующая, – неожиданно попросил Дмитрий Ильич.

      – Да, точно, – поддержал адвоката Василич.

      – Конечно, я помолюсь. Только, когда все, это лучше… Может, Бог над нами смилуется… А я сейчас «Отче наш» вслух прочту. Не возражаете?

      Наталье Сергеевне никто не ответил. Голос её чуть-чуть дрожал:

      – Отче наш, иже еси на небесех…

      Наталья Сергеевна закончила читать молитву, и в вагоне воцарилась тревожная, густая, душная тишина.

      37

      Не совсем лирическое отступление № 6

      А вдруг и правда всё? Всё?

      Всё!

      Но ведь есть ещё время! Есть ещё несколько часов… а может, несколько минут… Есть они, есть! Возможно, у тех, кто ехал в соседнем вагоне, не было и этих часов или этих минут.

      А у вас – есть. То есть у нас – есть. Есть!

      Может быть, это не случайно?

      Может быть, сам Бог, по милости своей, даёт нам последний шанс? Шанс что-то понять и что-то изменить в своей жизни, так неожиданно подошедшей к концу.

      Потому что конец – это всегда неожиданно для человека. Почти всегда. Человеку уже под восемьдесят, но смерть – она неожиданна и для него, поверьте. И уходить в восемьдесят так же больно, как и в восемнадцать. Почти всем. Поверьте…

      Что же можно сделать за несколько часов или за несколько минут, если жизнь как таковая уже прожита?

      Всё, что мы могли сделать, мы уже сделали. Посадили дерево, построили дом и вырастили сына. Или не посадили дерево, не построили дом и не вырастили сына.

      Но что-то мы сделали за все эти годы? За все эти годы, пока мы жили! Что-то же мы сделали?

      Чего мы добивались, к чему стремились?

      Мы достигли определённого положения в обществе, или мы его не достигли? Кто мы? Бомжи или чиновники?

      Но вот, по воле Божьей, мы подошли к той черте, где это становится неважным. Мы оставляем, навсегда оставляем своё положение в обществе, как бы мы ни цеплялись за него.

      Мы меняли женщин как перчатки или всю жизнь прожили с одной, любящей и любимой женой? Или с одной, но нелюбящей и нелюбимой?

      Мы оставляем женщину или многих женщин, одного или многих мужчин. Мы оставляем их навсегда, как бы мы ни цеплялись за них.

      Мы оставляем и дом, и дерево, и сына, и дочь. Мы оставляем их навсегда, как бы мы ни цеплялись за них. Или они за нас.

      Так что же остаётся у нас, Господи? Что же остаётся у нас, когда приходит наш черёд и мы предстаём перед лицом Вечности? То есть перед Твоим лицом, Господи?