Душечка. Омар Махсотович Гаряев
к столу и она часто о чем-то шепталась на кухне с Анфиской, порой прыская в ладошку. Анфиса в противоположность ей была мечтательно-задумчивого склада, за что не раз попадало от хозяйки. Марья Дмитриевна терпеть не любила «зазевавшуюся растрепуху», но будучи отходчивой, терпела и не выгоняла, ограничиваясь строгими окриками:
– Анфиска, снова воробьёв считаешь? Я тебе когда сказала бельё принести из прачечной?
Анфиса девка* была честная и врать не умела, поэтому признавалась сразу:
– Ой, Марья Дмитриевна, забыла, ей-богу, не ругайте, щас сбегаю!
Потом это повторялось через неделю, снова и снова, и все уже привыкли к Анфиске, к её отрешённости и созерцательности характера.
– Анфис, а Анфис, ты что такая? – как-то спросила её дворовая девка, жившая по соседству в доме главного казначея и посланная за надобностью к ним.
– Ничё, у неё жених есть, – выручила на сей раз её Глашенька.
Так что девушки стали не разлей вода и делились всем, что было у них припрятано.
Но в это утро Глафирья словно барометр, стрелка которого упала вниз, молча вскипятила самовар, заварила чай, и стала дожидаться хозяина.
На этот раз Иван Ильич опоздал ровно на четыре минуты, что было первый раз на её памяти. Его нахмуренный вид не предвещал ничего хорошего и Глашенька, торопливо подав завтрак, юркнула к себе. Минуты проходили в тягостном ожидании, и в это время что-то стукнуло по полу.
– Глафирья! – рыкнул зычным басом господин градоначальник.
У Глашеньки от страха будто отнялись ноги.
– Да где же эта несносная девка! – пробурчал Иван Ильич, ещё более раздражаясь.
Глашенька буквально онемела от ужаса.
– Анфиска! – в ответ тишина.
Дело в том, что предмет тайных вожделений господина градоначальника в этот самый момент была… в уборной.
– Да где ж все!
На Глашеньку напал такой ступор, что она была ни жива, ни мертва.
Хозяин дома тем временем, похоже, расправился с завтраком, и пора было подавать чай.
– Глафирья! Мать твою растак! – наконец не выдержал хозяин и расчехвостил кухарку.
Как ни странно, бранные слова вывели девушку из столбняка и она, поняв, что от неё требуется, налила чай из самовара и понесла его к столу.
– Ах вот ты где! Где ж тебя носило? Совсем от рук отбились! Где Анфиска?
Опустив глаза в пол, Глашенька пролепетала: «Не знаю, батюшка».
– Не знаю, не знаю. Что вы знаете. Ступай. Постой. Сахару принеси».
– Да, батюшка.
Эти слова утихомирили душу градоначальника и, вздохнув, он налил чай в блюдце и стал рассматривать край скатерти, о чём-то думая.
Из задумчивости его вывела Глашенька, с сахарницей в руке; она подошла к столу неслышной поступью и, затаив дыхание, поставила её перед хозяином. В нерешительности