Рядовой для Афганистана. Александр Елизарэ
роста, среди наших много невысоких, но крепко сколоченных солдат. Я пытаюсь всматриваться в их пыльные лица, заочно познакомиться. Они заметили меня и зыркают белками хитрых глаз, будто я какая-то диковинка. А ведь и вправду диковинка, молодое пополнение роты, «дедкам» развлечение.
Обросший щетиной командир командует ротой из двадцати пяти солдат и сержантов, я предполагаю, что это и есть наш ротный «папа». Солдаты в строю проверяют оружие и делают контрольный выстрел в воздух. Все чисто, оружие без патрона в патроннике. Ротный громко кричит.
– Смирно! Гвардейцы, вторая рота, поздравляю с окончанием операции и прибытием в родной батальон! Спасибо за хорошую связь и что мало получал за вас зуботычин от комдива! Под мой дембель…
– Ура! – дружно отвечает командиру строй.
– Ну, кто прошарился, тот знает! Рота, сдать оружие и все боеприпасы! Я повторяю для особо одаренных, именно все – патроны и гранаты. Не дай бог найду у кого-нибудь патрон или еще что почище, десять суток ареста в яме. Радиостанции привести в божеский вид и сложить в комнату хранения. Через час идем в баню, сразу за разведкой. Старший сержант Калабухов, командуйте и распускайте роту.
Фамилию этого сержанта я запомнил сразу и навсегда. Мало того, что внешности он был приметной: высокий и белокурый атлант, его фамилия как нарочно была вписана в его жизнь из десантного блатного жаргона. «Калабаха» – это такой десантурский прием воспитания новобранцев – удар по шее, почти по основанию черепа ладонью, сложенной в виде «черепашки». В принципе это армейская забава, не более, но некоторые обмороженные дембеля бьют сильно и больно, не понимая, что могут оставить солдата инвалидом или даже убить.
Около строя появляется прапорщик Гаврюшов. Он важно поздоровался с ротным, потом отвел в сторону Калабухова и что-то с азартом и сарказмом стал ему рассказывать.
Я немного устал и с нетерпением ждал окончания наряда. Но после обеда произошло то, что повергло меня и Витька в шок. Пришел прапор и снял нас с наряда. Он объявил, чтобы мы сдавали оружие и штык ножи, и шли отдыхать и готовиться к заступлению в новый наряд – вечером.
– Вопросы есть, бойцы? Если нет, то бриться, мыться и отбой! В семнадцать нуль стоите на инструктаже для новых дневальных и караульных. Вперед, исполнять наряды! Ха, блин, залетчики! – прозвенел прапор, купаясь в своей неограниченной власти.
– А за что!? За, за, блин, какие залеты! Товар… прапорщик, – я задыхался от комка, подступившего к горлу, сотканного из ненависти и отвращения к этому человеку, и пропитанного обидой и безвыходностью ситуации.
Витек сильно сжал челюсти, пытаясь проглотить свой гнев. Наверное, от этой боли из его глаз едва не хлынули слезы.
– Я доложу командиру взво… вы не, не имеете права! – зарычал я, заикаясь.
– А хрен на воротник, не хочешь? Молчать! Я команду «смирно» не отменял! «Душара»! Вначале отстоите свои пять нарядов, а потом будешь докладывать хоть в Организацию Объединенных Наций и Папе Римскому.
Старшина хладнокровно