Маэстро, вы убийца!. Найо Марш
ребята! – потер руки Хэчетт. – Ставлю пять бобиков[6], что эта фигня сработает. Ей-ей сработает. Сущая динкуха[7].
– Что все это значит? – изумилась Сиклифф. – Вы должны непременно обучить нас своему диковинному языку, Хэчетт.
– Запросто. – Глаза у Хэчетта разгорелись. – Из вас выйдет динковая асси.
– Асси? – изогнула брови Трой.
– Ну – австралийка, – пояснил Хэчетт.
– Боже упаси! – возвел глаза к небу Малмсли. Соня хихикнула.
– Вам что, не нравятся австралийцы? – вызывающе спросил Хэчетт, выдвинув челюсть.
– Не особенно.
– Тогда вот что я вам скажу. У нас в Асе… в Сиднее даже начинающие натурщицы способны усидеть в любой позе больше десяти минут кряду.
– Подумаешь, – фыркнула Соня. – Судя по твоей мазне, тебе от этого проку мало.
– И перед учениками они своими жоп… задницами не вертят.
– Должно быть, такие физиономии им не по вкусу.
– Хватит, Соня! – жестко оборвала их перепалку Трой. – А вы, ребята, если хотите проверить свою гипотезу – поспешите. Через пять минут мы снова начинаем работать.
В досках, из которых был сколочен помост подиума, обнаружили щель, проходившую как раз через нужное место. Хэчетт снизу просунул в щель острие кинжала, а затем с помощью лотка от мольберта вбил его снизу по самую рукоятку. Когда после этого подмостки вернули в прежнее положение, то все увидели, что острие кинжала проходит прямо через нарисованный синим мелком крест, которым пометили сердце жертвы. Бейсил Пилгрим взял шелковую драпировку и, перебросив ее через подушку, прикрыл краешком кончик кинжала.
– Видите, ткань свешивается свободно и под ней ничего не заметно, – пояснил он.
– Угыы, а я вам что говорил! – торжествующе провозгласил Хэчетт.
Гарсия покинул свое рабочее место и присоединился к остальным.
– Ну что, Соня, может быть, займешь прежнюю позу? – ухмыльнулся он.
Натурщица содрогнулась.
– Перестань, – поморщилась она.
– Интересно, выйдет ли кончик наружу под левой грудью? – полюбопытствовал Малмсли. – Неплохо было бы изобразить его на иллюстрации. Неясную тень и ручеек крови. Все выдержано в строгих черно-белых тонах, и вдруг – ярко-алая струйка. Как-никак это ведь мелодрама.
– Типичная, – ухмыльнулся Гарсия.
– Что ж, Малмсли, – произнесла Трой. – Вы можете воспользоваться случаем и зарисовать все как есть.
Малмсли улыбнулся, уселся на свое место и взялся за эскиз. Вальма Сиклифф склонилась над ним, опершись на его плечи. Хэчетт, Ормерин и Пилгрим стояли рядом, обступив их полукругом. Пилгрим одной рукой обнимал Вальму за талию. Филлида Ли суетилась поблизости. Трой, обведя взглядом группу, со вздохом убедилась, что ее худшие опасения сбываются. Уотт Хэчетт уже успел поцапаться и с Малмсли, и с натурщицей. Вальма Сиклифф откровенно играла в Клеопатру, а Гарсия уединился в углу с Соней. Что-то в их лицах привлекло внимание Трой. Что, черт побери,
Боб – шиллинг (англ.).
Динкум – правда, истина (австралийский диалект).