Культурология: Дайджест №1 / 2010. Ирина Галинская
связана с восточно-христианским символизмом, хотя связь эта – не всегда очевидная и, как правило, не прямая. Темой предлагаемой статьи и является эта связь в ее конкретном проявлении – феномене иконичности времени. Иконичность и есть та категория, в которой образ и личность нераздельны. Под иконичностью мы условимся понимать определенный тип образности, имеющий первообразом православную икону, но не сводимый к ней, а обладающий предельно широкими возможностями проявления. В рамках определенных культур – например византийской или древнерусской – данный тип образности является доминирующим и почти исключительным. Основные особенности этого типа определяются специфической связью двух «половинок символа» – выражения и выражаемого. Эта связь являет собой:
– единство явления и сущности, видимого и невидимого, чувственного и духовного, Божественного и человеческого;
– единство этих двух уровней реальности «по Халкидонскому принципу» – «нераздельно и неслиянно»;
– единство двух реальностей (природ) в Ипостаси – личности;
– их единство (тождество) не по сущности (в тварном мире), а по энергии; отсюда:
– присутствие в образе энергии Первообраза;
– единство имени у образа и Первообраза; отсюда:
– присутствие в имени энергии сущности.
Иконичная образность имеет и ряд иных сущностных признаков (соборность, каноничность, синергийность, литургичность и др.), которых мы здесь не касаемся23.
Предлагаемый нами способ понимания философского текста – это принятие его не только в контексте других вербальных источников, но и в контексте образа как подпочвенного питающего элемента культуры, имеющего невидимые силовые линии и мощные «энергетические заряды». Эти заряды могут иметь совершено неожиданные выходы, в том числе и в сферах, не просто далеких от традиционной культуры, но и оппозиционных ей. Речь, однако, не идет о том, чтобы «цветущую сложность» культурных форм свести к некоему «догматическому алфавиту». Напротив, здесь открывается перспектива многообразия возможных контекстов, в которых проявляется иконичное видение мира и человека.
Основные смысловые узлы последней книги лосевского Восьмикнижия (символ, миф, слово, имя, личность, история, чудо) завязываются автором так, что создают некий универсум иконичной выразительности. Автор вводит читателя в особый мир, который он сам называет «абсолютным мифом». Войти в этот мир можно из любой точки – слова, имени, мифа, – так как все категории «просвечивают» одна в другой. В данной статье мы пытаемся прикоснуться к проблеме иконичности времени. Именно время оказывается реальностью, наиболее отвечающей тайне личности, ее неопределимости и уникальности. В историко-философских границах оно тематизировалось по большей части в связи с личностным бытием. И именно понимание мифа как личностной и временной формы отличает лосевскую философию мифа от любых иных, противопоставляющих миф и личность, миф и историю. Кроме того, обращение к проблематике времени вызвано тем, что один из наиболее частых упреков, предъявляемых русской философии
См. об этом в книге: Лепахин В.В. Икона и иконичность. – СПб., 2002.