Политическая наука №4 / 2014. Массовый фактор в современной политике. Коллектив авторов
гаер, – как будто ничего не заявляла?»
При попытках определить массу как некоторую общность сразу возникает вопрос о том, что остается вовне. В первом приближении метафора «массы», как и «большинство», и, шире, – население и даже «народ» – предполагает критерии антиэлитарности и количественной всеохватности. Подобное представление имплицирует ощущение всеобщности и силы.
Дифференциация элиты и массы – это a priori разговор об управляющих и управляемых, поскольку основной водораздел между массой и элитой традиционно проводится по линии непосредственной вовлеченности в политическую деятельность9 [Zuckerman, 1977].
Уже античные греки массу не идеализировали, четко отделяя охлос от элиты: прямое вмешательство во власть со стороны охлоса рассматривалось как тупиковое, наряду с прочими «неправильными формами правления». В наши дни сторонники элитарной демократии по Шумпетеру также отделяют массу от групп, допущенных к принятию решений, и сводят ее роль к возможности в ответ на предложенные элитой новации время от времени вместо символического «любо» прокричать столь же символическое «не любо», если «объем» хлеба и зрелищ не вполне соответствует ожиданиям.
Политическая наука в значительной степени фокусируется на властных элитах: основная часть населения рассматривается как объект управления, малоспособный к самостоятельному формированию дискурса [Грамши, 1991] и наполненный предрассудками, которые политики вынуждены включать в свою риторику, чтобы быть избранными [Каплан, 2012]. Разговоры об институтах, формах правления и режимах фокусируются на механизмах взаимодействия между элитами и массами либо на элитах как таковых и их идеологиях.
Эвристика анализа предписывает изучать то, что наиболее ярко проявляемо и может быть объяснено. В этом плане концепция наличия нескольких масс обычно попадает в фокус внимания только в ситуации кризиса элит, когда возникают «нестабильные социальные состояния» и failed states. Мы приходим к необходимости обращения к этой концепции для описания недавних примеров таких состояний от «оранжевых революций» до «арабской весны» и украинских майданов10.
Между тем шкала форм проявления масс, помимо крайних вариантов – бунт и воодушевленная поддержка, – может включать в себя широкий набор промежуточных состояний. Доля лиц, попадающих в разные группы, определяется распределением материальных и символических ценностей между массами и элитой и уровнем пропагандистского давления, микшируюшего степень различия [Баскакова, 2009].
Рис. 3 A. Масса как объект управления – стратегии поведения
Рис. 3 Б. Масса как объект управления – стратегии поведения
Неоднородность установок населения измеряется в рамках исследований электорального поведения. Различные метрики, отражающие установки, оперируют осями экономической и политической свободы,
В ряде случаев используется расширительное понимание элиты как «идеально-типической» категории, т.е. исследовательского конструкта [Гудков, Дубин, Левада, 2007, c. 4]. Тем не менее в выстраиваемом нами ракурсе мы опираемся на иное представление об элите, и это является естественным следствием того, что мы исходим из существования одновременно многих масс и неавтократической структуры власти.
Актуальность проблемы для России диагностировали Ю. Левада, Л. Гудков и Б. Дубин, отмечавшие, что в советском обществе была сформирована «эрзац-элита», а после крушения советского государства новая, настоящая элита не сформировалась [Гудков, Дубин, Левада, 2007].