Вдали от дома. Питер Кэри
что я назвала его «нервной Нелли».
Он сел на поезд. Я сначала заехала в кооператив, а затем к мяснику, где люди пытались разузнать, кто я. Они очень хотели доставить товар домой, но я не дала им адрес. Все хотят знать о твоих личных делах.
Я приехала домой, сразу встала под навес. А там пропеллер медным коком отбрасывал блики, словно какой-нибудь мерзкий католический святой. Вообще-то я не собиралась выбрасывать его на свалку, сегодня или когда-то еще, но теперь я забежала внутрь и сорвала пуховое одеяло с нашей брачной постели, и вернулась под навес, где накинула его на крышу «кастомлайна», прикрутив бечевкой через открытые окна. Мой отец продавал овец и скот, и все детство я провела в разъездах от фермы к ферме в сезон урожая. Я привязала одеяло крепко, словно тюк сена.
Вид розового стеганого одеяла сильнее бы огорчил Коротышку, чем грязь на покрышках, но это останется моим женушкиным секретом.
Пропеллер оказался тяжелее, чем я ожидала после того, как муж подкинул его в воздух. Но я бы передвинула его, дюйм за дюймом, по бетонному полу. Конечно, я понятия не имела, как подниму его на крышу. Но если бы меня было так легко привести в уныние, я бы еще оставалась девственницей-невестой. Я так дела не делала – не принимала поражение на старте. Менее чем через полчаса пропеллер уже аккуратно опирался на машину.
В действительности я не надеялась застать мистера Баххубера дома – он был учителем, будний день, – но я вошла в садовые ворота, встала у задней двери и постучала. Никто не ответил. Более воспитанная женщина сдалась бы, но я проскользнула сбоку и – каким потрясением для меня было обнаружить его, глядящего из окна своей спальни.
Мне никогда не приходило в голову, что такой вежливый, приятный человек скрывается от закона. Я подумала только: слава богу.
Он встретил меня у кухонной двери, выбритый и сверкающий, а я так спешила заполучить его помощь, что ему, должно быть, почудилось, будто произошел несчастный случай. Я дала ему бечевку и, как он после мне сказал, он так понял, что это для жгута, и даже когда я привела его под навес, не смотрел в сторону пропеллера.
– Вы не поднимете его? – спросила я.
– Это?
«Что же еще?» – подумала я.
– Вы не могли бы уложить его на крышу?
Он сказал, что может, но не двинулся.
Я спросила, не нужна ли ему помощь.
Нет, не нужна. Он обнял пропеллер, поднял горизонтально и уложил на одеяло, и я увидела, что винт оставил масляное пятно на его одежде, и мне стало стыдно, так что я промолчала об этом.
– Это все, что вы хотели?
– Я сама смогу привязать.
Но он провел длинными пальцами по пропеллеру, словно сам его чистил:
– Знаете, что это за древесина, миссис Бобс?
– Понятия не имею, – сказала я.
– Это клееный белый дуб. Видите, как тесно сжато волокно?
Я взглянула в эти странные немецкие глаза:
– Откуда вы знаете? – спросила я.
Конечно,