Морская служба как форма мужской жизни. Ф. Илин
ему ехать в свою базу, несмотря на слабое сопротивление Сэма – мол, уже предупредил о выезде, ждать будут… а Петя Грушников взялся пристроить его вместе с мотоциклом на постой к одной знакомой, доброй и любвеобильной, даме, с широкими гостеприимными бедрами, которая считала аморальным упускать моменты возможного удовольствия и мелких радостей. Время неумолимо! Моментов может больше и не случиться!
Дама как раз временно скучала. Кроме того, он брал на себя роль Вергилия по закоулкам города Полюсного.
Сэм вроде бы и согласился – это было разумно и, по военному, целесообразно.
Опять же – посильная помощь женской половине мирного населения, как успокаивал он свою вдруг невовремя проснувшуюся совесть.
Путь же предстоял дальний. За рулем мотоцикла, выпивка плюс усталость – вполне могла быть чреватой всякими внеплановыми приключениями!
Волынский где-то в душе все понимал, и совесть старого служаки нещадно колола его в самое сердце, но… Вот-вот, это самое «но»!!! Говорят, что самые трезвые мысли приходят в пьяную голову – однако, врут! Бывает, но – чаще всего – врут!
Дозвониться до дежурного по базе было вполне возможно, придумать причину задержки, обходя вынужденное возлияние в компании коллег-офицеров – тоже. Хотя бы ординарная поломка Боливара. А что? Железо – есть железо. И никто никогда по нему не может ничего гарантировать!!!
Вокруг Боливара, по-сиротски приткнувшегося к хилой ограде под углом здания еще довоенной постройки, метель намела большой сугроб.
Экипировавшись, натянув герметичные большие очки, Сэм взгромоздился верхом на холку мотоцикла и возился с ключами. На этой связке чего только не было – ключи от квартиры, кабинета, гаража, и сарая с удочками и сетями. Наконец, ему удалось завести своего ретивого коня. Тот недовольно фыркал и прокашливался.
Петя-Вергилий тем временем устроился сзади, и намертво вцепился в скобообразную ручку. Вдруг понял, что как только Боливар тронется с места, он моментально останется без фуражки. Он решил принять меры – натянуть подбородочный шнур. И, конечно, оставил ручку в покое, занявшись фуражкой. В то время умудренные опытом службы корабельные офицеры под «крабом»-кокардой фуражки носили уставной витой золотистый шнур, а с другой стороны, на муаровой «нельсоновской» ленте – кожаный, невзрачный но практичный ремешок. В случае штормовой погоды он опускался, натягивался на подбородок – и за свою фуражку вы могли быть какое-то время спокойны.
Но тут Сэм, убедившись, что Петя сел на круп его коня, готов ехать, лихо дал газ и рванул с места!
А Петя оказался в сугробе с фуражкой в руках. Урал-богатырь просто взял да и выехал прямо из-под него! Повисев немного в воздухе, он рухнул во что-то мягкое. Ошарашенный Грушников, сидя в пушистом сугробе, долго и внимательно рассматривал в руках свой черный суконный «аэродром» севастопольского пошива. Он утратил смысл сегодняшнего бытия – Сэм, которого он намерился было отвезти к Томке, вдруг куда-то исчез! Коньяк, обещанный