В начале было Слово. Виктор Улин
от Уфы до своей деревни) во всей республике, имеющей площадь 143 000 квадратных километров, здесь совершился поворот «все вдруг» на 180 градусов.
Вся жизнь пошла в пещерную эпоху.
На местных телеканалах не звучали фортепианные концерты учеников Михаила Акимовича Зайдентрегера, не сияли солнечные картины Александра Даниловича Бурзянцева – торчали юрты из гнилого войлока да качались долбленые зыбки, вонючие на вид.
И раздавались не вечные на все времена слова башкирского поэта Мустая Карима, а косноязыкий бред временщиков, каких всегда находится достаточно.
И сам собой возник анекдот – кажущийся веселым лишь тому, кто не жил тогда и здесь.
Однажды правителю задали вопрос:
– N.N., почему в Вашей республике даже писатели говорят, как питекантропы – «павлин-мавлин», «базар-вокзал» и т.д.?
– Почему?..
Владыка наморщил лоб.
– …Да вот такой у нас тут культур-мультур…
* * *
Именно этот анекдот всплыл из памяти, когда моя давняя подруга Светочка Смирнова дала почитать роман моего давнего друга Айдара Хусаинова, носящий название
«КУЛЬТУР-МУЛЬТУР»
* * *
Именно в мужском роде и именно с добавкой «мультур» видится ужасающая по своей достоверности «культура» города Уфы, которую показывает нам писатель через взгляд не слишком счастливого литератора Багрова – в котором до мельчайших черточек я узнаю самого автора.
Поначалу роман вызывает ассоциацию с «Мастером и Маргаритой».
Ведь даже магазин «Оптика» на перекрестке улиц Ленина и Октябрьской революции (в котором еще мама заказывала мне очки…) описан с той же детальностью, с какой в культовом романе нарисован «Грибоедов» (нынешнее главное здание Литинститута).
(В отличие от не описанного корпуса заочного отделения: в те времена даже Булгаков не мог знать, что спустя годы там будет жить всемирно известный Литинститутский дворник писатель Андрей Платонов…)
Но ассоциация приходит лишь в первых строчках, тает по мере чтения и полностью пропадает в конце.
Ведь роман Булгакова при всей сатиричности наполнен светлой силой, да и в финале раздается всем сестрам по серьгам: опереточные злодеи наказаны, опереточные добродетели вознаграждены.
А у Хусаинова все далеко не опереточно и безысходно с самого начала.
Роман «Культур-мультур» при внешней бесшабашности художественной ткани – это трагедия.
Трагедия не в античном смысле – не противоречие живых человеческих чувств и химерического «долга» – а конфликт куда более глубокий.
Трагедия неприятия бытия.
* * *
Как не может не быть трагедией жизнь художника, которого чорт догадал родиться в России с душою и талантом – о чем еще 200 лет назад говорил Александр Сергеич Пушкин.
* * *
С Айдаром Хусаиновым мы знакомы давно – как и со вторым моим другом тех времен Иосифом Гальпериным – года с 1987.
Увы, начало нашего знакомства никакой дружбы не предвещало.
В те времена я писал статьи да очерки, будучи внештатным корреспондентом городской газеты «Вечерняя Уфа», о чем рассказано в мемуаре «Юрий Федорович Дерфель поддержал под локоток».
Но все-таки уже начинал осмысленную литературную деятельность, хоть не думав еще ни о Литинституте, ни о чем-то дальнейшем.
Заглядывал в русскую секцию Башкирского отделения Союза писателей СССР – в старинный особняк на улице Коммунистической, бывшей Сталина – и участвовал в молодежных играх, поскольку сам был почти молодым.
В «Вечерней Уфе» литературной работы не велось, она кипела при другой газете, в том же редакционно-издательском комплексе, именуемом «Домом печати».
В нашем городе выделялись три русскоязычных периодических издания.
Моя «Вечорка» старалась оставаться в нейтралитете, не отклоняясь ни вправо, ни влево – чтобы быть понятой всеми кругами читателей.
Партийная «Советская Башкирия» (позже положившая партбилет и ставшая «Республикой Башкортостан») была официозной, то есть сухой и скучной. Она несла в массы регулярные постановления правительства, политические новости, нескончаемые вести с действительно бесконечных полей – ее выписывали по разнарядке, читали по необходимости.
Комсомольский по статуту «Ленинец» в те годы стал диссидентским, тон там задавала экзальтированная молодежь, следовавшая извечному российскому принципу:
«сперва разрушим все, что есть – затем подумаем, что будет».
Отношение