Актуальные проблемы Европы №1 / 2015. Коллектив авторов
не решает нисколько. «Сепаратизм» же как таковой, без уточняющих слов, понимается (отнюдь не только в России) – и в общественном сознании, и в политическом языке, что нельзя игнорировать, – именно в значении выхода из состава государства и не иначе.
Но, по существу, проблема в данном случае заключается не в выборе «лучшего» из двух синонимов (сецессионизм и сепаратизм). Суть в другом: насколько правомерно объединять автономистские4 (регионалистские) проекты и движения за отделение от государства в одно явление? Вопрос этот гораздо важнее чисто терминологических предпочтений. Ответ на него тесно связан с политической, моральной, юридической оценкой сепаратизма, с пониманием его политико-философского подтекста, и он не так прост, как может показаться.
Расширительное толкование сепаратизма и его частичное отождествление с автономизмом вполне объяснимы. Сепаратистские и автономистские движения в современном мире обычно оперируют близкими идеями этнонационализма или этнорегионализма. Конечно, причины и мотивы этих движений многообразны и в каждом конкретном случае образуют уникальную комбинацию. Это – отдельная обширная тема, которую мы здесь не рассматриваем. Но каковы бы ни были «драйверы», сепаратизм и автономизм выступают двумя альтернативными стратегиями в решении одних и тех же или однотипных конфликтов. В этом смысле они имеют единую почву и единый контекст.
Весомым основанием для девальвации грани между автономизмом и собственно сепаратизмом выглядит то, что в реальной общественной практике эта грань подвижна и размыта. Точнее, подвижными, размытыми, ситуативными являются позиции конкретных носителей таких идей. Автономистские устремления перерастают в проекты отделения и наоборот. Кроме того, большинство движений, кроме самых мелких и радикальных, отнюдь не монолитны, а состоят из фракций разной ориентации, влияние которых меняется, как меняются и их собственные взгляды.
Партия Уэльса в момент создания в 1920-х годах открыто не претендовала даже на самоуправление, ограничиваясь задачей уберечь от исчезновения валлийский язык. В последние десять лет ее целями называются «превращение со временем в независимую страну», «независимый Уэльс как полноправный член Европейского союза» и т.п. (см.: 11). (Правда, с главной страницы партийного сайта лозунг «независимость Уэльса в составе Европы, с получением членства в ООН» исчез сразу после неудачи шотландского референдума об отделении.)
Баскская националистическая партия, напротив, была образована в конце XIX столетия для борьбы за независимость и воссоединение всех населенных басками земель, но затем предпочла, при всех внутренних дискуссиях, курс на автономию. Став уже в послефранкистской Испании ведущей силой автономной Страны Басков, БНП в течение десятилетий держалась умеренной линии, не выходя за рамки испанской Конституции. Но в 1998 г. в ее стратегии произошел новый поворот: она подписала пакт с радикальными