Белая мгла. Ольга Александровна Скоробогатова
перевернулось в душе. Бояться именно с той поры начал.
– Ладно. Спать пошли. Вставать завтра рано надо.
– А что ты там говорил про какие-то обстоятельства?
– А ты девиц привел? Нет. Вот и нечего тебе спрашивать. Я только Алёне скажу, ну, и тебе. У тебя никого нет, тебе Алёнка, небось, тоже дорога.
– Конечно. Почему-то к ней всегда тянуло. К другим племяшам нет. Хотя и помнил-то ее совсем малой.
– А все от того, что она ласковая была, как котенок, а лицом – вылитая бабка. А те твои племянники все как один – бандиты. С малолетства. Как помню, приедут, так тут на заимке такое устроят, хоть прячься!
–Так просто хулиганистые – мальчишки же.
– Не просто! И курям перья выдергивали, и камнями в котят швырялись – одно слово детский бандитизьм! – возмущенно сказал Архип. – В деда они такие! Батя твой злой был, вас драл, как сидоровых коз, а на Дунечку мою не раз руку поднимал, так я ему один раз показал!
– Да что ты? Аль не врешь, старик!
– Что было, то и говорю! Врать не приучен!
– А я и не помню ничего, – отставив ружье в сторону и снимая рюкзак, сказал Иван.
– Так мал ты еще был. Не помнишь ниче!
– А в каком году он пропал?
– В середине пятидесятых, точно и не припомню уж. Ушел и не вернулся.
– А не ты ли его убил, дед?
– Душегубом не был никогда! Птицам головы рублю, сто раз прощения попрошу. Не деревенский я в душе! Городской. Мы ведь сюда прибыли из города. Бежали родители мои, после революции подальше в глушь. Вот и забрались сюда. Дом выстроили. С нами еще одна семья была – жены моей, покойницы. А Дуня, мать твоя, вместе с батей твоим, уже после войны тут появилась. Мы им дом и отдали.
Иван смотрел на старого Петровича и не мог поверить в то, что услышал. Неужели все так и было? А мать ничего не рассказала. Так и ушла с этим в могилу. И про то, что отец у них изверг был, детей и жену бил, тоже умолчала.
– Не верю прямо! – сказал он, – дай, что ль воды попить, во рту пересохло!
– Хошь верь, хошь нет. А так и было!
– Так, выходит, мать тут моя на птичьих правах жила, в приживалках у добреньких соседей.
– Как хошь, так и думай. Ее никто отсюдова никогда не гнал, и в глаза не тыкал, что дом ей с детьми отдали. Вы потом выросли, по интернатам разъехались, и не вернулись. А мать никто брать не хотел. Вот и осталась она со мной.
– Врешь, Петрович! Я ей всегда говорил, чтобы ко мне переезжала.
– Дак, это когда уж было-то? Когда она состарилась. А сам-то у жены жил. Пустила бы она мать? Это уж когда сбежала она с городским и дом в деревне ей не нужен стал, тогда и звал!
– А откуда приехали-то вы? – спросил Иван, с интересом разглядывая старика.
– Из Питера мы. Отец мой купцом был, первой гильдии! Богатые были. А сюда приехали, считай уж голодранцами. Ничего от богатства не осталось. И стал он подумывать, как вернуть себе все.
– В смысле? Революцию что ль сделать опять!
– Дурак ты, Ванюшка. Как снова богатым стать!
– А