Метро 2033: Пифия-2. В грязи и крови. Сергей Москвин
оба варианта. Болтун выбрал второй.
– Глянь, что там внизу. Я отсюда прикрою.
– Фонарь дай.
Забрав у напарника фонарь, Гончая спустилась в подвал. Вскоре оттуда донесся ее уверенный голос:
– Все в порядке. Спускайся.
Болтун замешкался, но затем все-таки начал спускаться следом за ней.
– Эй, посвети мне. – Гончая подняла фонарь. – Да не в глаза!
Больше Болтун ничего не успел сказать. Крепкие руки одновременно схватили его с двух сторон и, словно он был мешком с тряпьем, сдернули вниз. Тяжелая ладонь расчетливо съездила по уху, отчего парень на какое-то время оглох и потерял способность соображать.
– Только один? – раздался в темноте грубый, лишенный эмоций голос.
Голос принадлежал человеку в армейской разгрузке, который и показал Гончей и эту многоэтажку, и этот подвал, и вентиляционную шахту, открыв ей путь на Черкизовскую. Он своими руками задвинул за ней тяжелый чугунный люк, когда она спустилась в туннель, а потом более суток ждал с напарником, таким же наемником, ее возвращения.
– Один, – подтвердила девушка. – Второго вчера собаки загрызли.
Она могла этого и не говорить. Наемники не знали, кого конкретно и сколько человек она приведет. По большому счету, это их и не интересовало. Задачей этих людей было доставить женщину и тех, кто с ней, на Семеновскую живыми и невредимыми. Причем последнее условие относилось только к женщине. По отношению к ее спутникам разрешалось применять силу и даже причинять им вред, лишь бы это не ставило под угрозу их жизни.
Болтун постепенно очухался, но молчал и только крутил головой, пытаясь встретиться взглядом с Гончей. После того как наемники обыскали его и, связав руки, выволокли из подвала, ему это наконец удалось.
– За что? – спросил он, изумленно хлопая глазами.
Та пожала плечами. Она понятия не имела, зачем сталкер понадобился боссу.
– Ни за что. Просто бизнес.
– От кого ты слышала эти слова?
– От своего последнего нанимателя. Он считал себя режиссером и любил вставлять в речь разные мудреные словечки.
После долгого рассказа в горле саднило. Впрочем, последние дни горло болело всегда: и когда она говорила, и когда молчала. Гончая повернулась на бок и сплюнула в темноту сгусток кровавой слизи. Стало чуть легче, но это было временное облегчение. Никакой печали, а тем более огорчения из-за своего состояния девушка не испытывала. Она знала, что умирает, но ей было на это плевать. После гибели дочери ей стало на все наплевать.
Поп не знал о смертельной болезни собеседницы и своей болтовней упорно пытался пробудить в ней интерес к жизни. Наблюдать за его стараниями было даже забавно.
– И ты знаешь, что они означают?
– Понятия не имею, – призналась Гончая. Она снова перевернулась на спину. В таком положении лучше расслаблялись натруженные мышцы. Среди рабов это мало кто знал, но она не общалась с остальными пленниками, только для попа сделала исключение. –