In carne. Алексей Владимирович Баев
Янтарный кабинет. Только тихонечко, чтоб Лишерка взгляд с нее не спустил. А то, не дай Бог, оживет тварь, ищи-свищи ее тогда… Ну? Долго рассиживаться будешь?
Не теряя зря времени, отправились прямиком во дворец. Тихона с собою не взяли. Слаб еще, пусть окончательно в себя приходит. Да холопам в покоях царских и не место, стражники не пропустят – работы-то закончены. Мартынов десницу с Мортою держал долу, чтоб Али Шеру было удобнее взглядом его ворожить. Так и шли. Со стороны посмотришь – скоморохи заезжие. Один кажные пять секунд запинается и лыбится, что дурачок юродивый, другой словно кол проглотил – марширует, руки к телу прижав. А за ними здоровущий белый волчара семенит, словно безродная дворняга, чужого куренка от голоду да по простоте душевной умыкнувшая. Дворцовые стражники, что у ворот стояли, увидав зрелище, от хохоту чуть не лопнули. Да и пусть их, лупоглазых.
Поднялись по мраморным ступенькам, прошли галереями, да и попали, наконец, в чудо-комнату, намедни мастером Растрелли собирать законченную. Ох, и трудов им это стоило – такое-то нервное напряжение вынести. Мартынов, порог переступив, ящерку на пол тут же бросил. Правда, не без сомнений – а ну как не сработает?
Сработало. Разлетелась тварь в пыль. Слава Господу.
– Все, Ахрамеич, дело сделано. Пойдем, что ль, расслабимся? По чарочке, а? – подмигнул чародей зодчему. – Вон, и Лишерка с ног валится. Выпили из него все душевные силы. Придется на руки брать. Поможешь?
Варфоломей Варфоломеевич лишь кивнул.
Взвалили волка на плечи Мартынову. Растрелли сзади придерживал, страховал. И пошли обратно.
На стражников у ворот, только-только отсмеявшихся, новый приступ накатил.
– Сдохла псина-то? Небось, от вида царских покоев? Землицей ее прикопаете али на вертел, в очаг? – сквозь смех проговорил один. Острослов выискался!
– Вы бы языки свои не проглотили, олухи царя небесного, – улыбнулся Растрелли. – Ох, дурни…
* * *
Дома выпили вина хлебного. Под рыжики.
Али Шер спал, свернувшись в углу калачиком.
– Слушай-ка, Олег Прокопыч, – сказал Растрелли, – вот хоть режь по живому, в толк не возьму, отчего это у нас дело гладко сладилось? Подозрительно… Не кажется тебе?
– Коль кажется, креститься надо, – ухмыльнулся Мартынов и закинул в рот грибочек. – Не кисни, брат.
– Креститься… – задумчиво проговорил Растрелли. – Так-то оно так, конечно… Но на душе у меня неспокойно. Предчувствие… Поначалу добрым знаком виделось, что лишних помех не приключилось, а теперь вот… Может, у злыдня этого сподвижники на воле остались? То, что ты про него давеча сказывал, помню. Не похож Морта поступками на простеца. А?
– Понимаю я твои опасения, Ахрамеюшка. Не поверишь, сам каверз ожидал. Но тонким был наш с волком расчет. Времени поразмыслить хватило. Тут, брат, ты лишь конец всему и видел. Стратегия полной не знаешь… Некуда ему деваться, мастер. Сам же видал, как ящерка посреди янтаря в прах рассыпалась. Предусмотрителен я. Да и Лишерка не дурак…
Старец, захмелев, возгордился.