Апокалипсис в искусстве. Путешествие к Армагеддону. Софья Багдасарова
«Откровения». Эти произведения слабо основаны на старинном каноне иллюстрирования. Зато в них ощущается глубокое самостоятельное изучение священных текстов, собственные раздумья художников над ними – наследие протестантского подхода. Для выражения древних тем художники ищут новые, эффектные композиции и необычные трактовки. И это смещение ракурса порой наполняет старые сюжеты непривычной эмоциональностью. Однако при этом с XVI века не прерывается классическая традиция издания иллюстрированных Библий, которая завершится Густавом Доре.
В XX веке мир меняется целиком, кардинально изменяется и роль религии в жизни общества, значительно ослабевая. Художники продолжают обращаться к темам «Откровения». Однако когда это делают немецкие экспрессионисты или русские авангардисты, ощущается, что это происходит не из-за их веры в Бога, желания Его прославить или хотя бы проникнуть в загадки книги. А из-за той невероятной и фантастической атмосферы, которой она наполнена. Образы «Откровения» становятся метафорами для ужасов Первой и Второй Мировой войн, авианалетов, химических атак, геноцида и ядерной угрозы.
Многие из этих произведений XX века невероятно талантливы, однако в данное издание они не вошли. Дело в их «индивидуализме» и уникальности. Скажем, если вы запомните, как иллюстрировал 12-ю главу «Откровения» английский монах времен Ричарда II, вы опознаете этот сюжет и во французском витраже эпохи Александра Дюма, и в румынской фреске, и на страницах уральской старообрядческой рукописи. А вот изучение картин XX века, созданных художниками-модернистами, подобного результата не даст. Впрочем, несколько работ этого столетия на страницах данного издания вы найдете, но это будут произведения, созданные современными церковными художниками по заказам действующих церквей, и написанные по тем же самым древним канонам.
Однако таких произведений мало. В основном XX и ныне XXI век использует книгу «Откровения» как полигон для выражения своих собственных художественных фантазий и душевных терзаний. Если же говорить не об изобразительном искусстве, а иных жанрах, то «Откровение» становится, наоборот, скорее источником, откуда творцы новой эпохи черпают сюжеты и образы.
«Откровение» находишь там, где и не ожидаешь – это и черные всадники смерти назгулы из «Властелина колец», и лев-спаситель Аслан из «Хроник Нарнии». Когда ядерная угроза становится ощутимей, ученые-атомщики переводят «Часы Судного дня». Стейнбек назвал свой роман «Гроздья гнева», стихи о «точиле гнева» писал Максимилиан Волошин. Фильмы о Терминаторе имеют подзаголовки «Судный день» и «Да придет Спаситель», причем в первой ленте франшизы беременная мать «спасителя» убегает от чудовища, пусть и не красного Дракона, а красноглазого робота (хоть и тоже гибнущего в огненном озере). Упоминать об отсылках к «Откровению» в «Имени розы» и «Мастере и Маргарите» даже как-то банально…
Арнольд