Ван Тхо – сын партизана. Воспоминания морского пехотинца США о вьетнамской войне. Владилен Елеонский
подобного, и придется терпеть, причем, судя по всему, еще очень долго.
С некоторых пор я стал подозревать, что Нудс специально провоцировал меня, словно забавлялся. Как видно, будить во мне самые что ни на есть мерзкие чувства доставляло ему несказанное наслаждение, и он с нескрываемым удовольствием наблюдал за тем, как я борюсь с самим собой, преодолевая желание размозжить ему череп чем-нибудь тяжелым или проткнуть барабанную перепонку шомполом винтовки, потому что что-либо доказывать или объяснять этому выродку было совершенно бесполезно.
После того, как ребята скрытно оцепили пепелище, мы с Нудсом, не таясь, подошли к мальчику, однако он как будто нас не замечал. Прикрыв глаза, мальчуган все еще сидел на коленях и едва заметно раскачивался из стороны в сторону, словно пребывал в молитвенном трансе или погрузился в болезненную дрему.
Нудс как всегда был предельно вежлив.
– Эй, чурка вьетнамская, разуй свои желтые глаза, и смотри, кто с тобой разговаривает!
Мальчик продолжал сидеть как истукан, словно оглох. Нудс побелел, что не предвещало ничего хорошего. Он схватил парнишку за ухо, в ответ мальчуган с неожиданным проворством укусил его за кисть и выхватил «кольт» из его кобуры.
Оглушительно грохнул выстрел. Нудс завалился набок как подкошенный.
Я сбил пацаненка с ног, и он не успел снова выстрелить, на этот раз в меня. Тяжелый пистолет вылетел из его тонкой и до невозможности худой ручонки. Я кинулся к нему, чтобы схватить за шею и прижать к земле, однако он неожиданно бросил мне прямо в глаза горсть зернистой пыльной золы, и я на секунду ослеп, а когда вновь обрел способность видеть, пацана след простыл.
– Он исчез в развалинах вон той хижины, сэр! – сказали мне подбежавшие бойцы. – Мы не стреляли, потому что боялись вас задеть.
Я ринулся в развалины с пистолетом наперевес, однако никого внутри не обнаружил. Пацан словно сквозь землю провалился.
Наш медик перебинтовал Нудса. Рана оказалась не опасной. Пуля прошла навылет сквозь жирный бок, не задев ни одного жизненно важного органа.
Едва придя в себя, командир разразился грязными ругательствами. В это невозможно было поверить, но, тем не менее, он с пеной у рта, нисколько не стесняясь, обвинял меня в том, что я прохлопал мальчишку!
Нудс продолжал мастерски будить во мне все самое плохое. Вся его правильность потекла наружу подобно вонючей жиже из вышедшей из строя канализации.
Чтобы не слышать его бесноватых воплей, я удалился в развалины, – жалкий почерневший от сажи остов сгоревшей хижины, – и тщательно обследовал их. Мое внимание привлек аляповато сделанный каменный очаг.
Минуты осмотра оказалось достаточно, чтобы понять, что этот странно сработанный очаг в центре хижины является бутафорским, и в действительности маскирует тайный лаз. Я влез в подземелье, однако застрял, настолько тесным оказался проход, и ребята с трудом вытащили меня обратно.
– Проклятые