Лестница в лабиринте. Виктор Бондаренко
прикосновений месте. В центре цветочной композиции располагался крупный лотос, который имел своеобразный коричневатый оттенок. И посетителям, и сотрудникам, да и вообще всем, кто хоть раз обращал на него внимание, совершенно было непонятно то ли это был тончайший пластик, то ли композитная бумага, или это какая-то чудом уцелевшая, основательно засохшая органика.
Девушка увлеклась процессом с новым лаком и уже старательно работала над пальцами правой руки, аккуратно нанося, но уже чуть менее точными мазками, слои на указательном пальце. Мельком она посмотрела на небольшой перекидной календарь-треугольник, стоявший рядом с телефоном. Этот календарь достался ей из одного новогоднего офисного подарка и уже давно устарел, но как-то сам собой затерялся на ее столе и никак не мог добраться до помойки. На нем были изображены какие-то три причудливые обезьяны, которые играли в чехарду. Обезьяна в центре рисунка стояла на четвереньках и прижималась к земле. Через нее перелетала другая, скалясь при этом, она упиралась обеими лапами ей в спину. Ее голова была задрана вверх, а торчащие зубы были непропорционально огромными. Третья обезьяна бежала в конце и догоняла веселую парочку. Она совершенно выпадала из композиции и от того казалась самой несчастной.
Зина подула на пальцы, и ее взгляд коснулся электронных часов, которые также расположились на столе и дублировали показания больших настенных за ее спиной. Циферблат у них был темно-красным, и между часами и минутами монотонно прыгали две точки. И эти часы, как и те что на стене, показывали сейчас точное московское время – без пяти минут десять.
Снова зазвонил телефон, и кончик секундной стрелки на большом круге циферблата настенных часов, который двигался с неизменяемой скоростью, пересек отсечку напротив арабской цифры восемь.
Глава IV
Утро
На электронном табло будильника цифры выстроились в последовательность 08:55, и в комнате резко заиграла музыка. Играли джазовую композицию на радиостанции, которую Григорий Сертыщев настроил накануне вечером перед сном.
Просыпаться под будильник, как и всегда, было неприятно. Прерывание связки естественных процессов во сне не доставляло Грише больших радостей, только если в отдельных редких случаях, которые бывают в периоды значимых ожиданий или во время кошмаров.
Когда будильник вырвал его из сна за пять минут до того, как наступит ровно девять часов утра по Москве, что-то волнительное и неопределенное кольнуло его в самое сознание, в тот самый миг, когда еще происходит идентификация собственного местоположения в реальности. Или, как говорят в таких случаях, появилось нехорошее предчувствие. Конечно, когда вечером Григорий выставлял цифры будильника, он нарочно оставил себе несколько дополнительных минут в надежде сделать пробуждение плавным и перетекать, смешиваясь с настоящим, аккуратно, чтобы не повредить осознание гармоничного существования, да еще и успеть провести быстрый анализ сюжетной линии