Литературоведческий журнал №41 / 2017. Коллектив авторов
понимавший гибельность такого пути, уже через год весело скажет: «Весь я рад сойти на нет / в революционной воле». Слава Богу, с ним этого не произошло. Но и ему не удалось избежать тенденции расчеловечения (правда, в том же 31-м дописан «Спекторский»…).
В чем же здесь дело? Что происходило с лучшими русскими людьми? – За помощью и объяснениями обратимся к Семену Людвиговичу Франку (1877–1950), который все более и более выбирается из-за спин Бердяева, С. Булгакова и др. А его лицо все более и более становится лицом русской философии. Впрочем, еще много десятилетий назад крупнейший историк отечественной мысли и сам перворядный мыслитель В.В. Зеньковский назвал его «самым выдающимся русским философом вообще»13, а его «систему… самым значительным и глубоким, что мы находим в развитии русской философии»14, «высшей точкой развития русской философии вообще»15.
Около 1925 г. (в эмиграции) Франк пишет две принципиально важные (и для нашей темы тоже) работы – «Сущность и ведущие мотивы русской философии» и «Русское мировоззрение». Пишет по-немецки (это не ново: Чаадаев и В.С. Соловьев по-французски). И для немцев. С целью объяснить и объясниться. И с надеждой на понимание. Которое тогда русские люди на Западе нередко находили. К примеру, у высокоценимого Семеном Людвиговичем Макса Шелера.
Что же такое говорит в этих работах Франк? Вкратце: «…Русским мыслителям совершенно чуждо представление о замкнутой на себе самой индивидуальной личностной сфере. Их основной мотив – связь всех индивидуальных душ, всех “Я” так, что они выступают интегрированными частями сверхиндивидуального целого, образуя субстанциальное “Мы”. Как бы ни было велико влияние лейбницевской монадологии на отдельных русских мыслителей, все они отвергали учение о закрытости и изолированности монад. Вопреки Лейбницу они полагали, что монады не только взаимодействуют между собой, не только связаны с Богом и миром, но и обладают собственным бытием только в такой взаимной связи. Русскому мировоззрению свойственно древнее представление об органической структуре духовного мира, имевшееся в раннем христианстве и платонизме. Согласно этому взгляду, каждая личность является звеном живого целого, а разделенность личностей между собой только кажущаяся. Это напоминает листья на дереве, связь между которыми не является чисто внешней или случайной; вся их жизнь зависит от соков, полученных от ствола. Проникая во все листья сразу, эти соки внутренне связывают их между собой»16.
Такой «сверхиндивидуальный», органицистический подход позволяет ему сделать заключение: «Русское рассмотрение человеческого духа в социальной и исторической философии… выступило как религиозная этика коллективного человечества»17. Разумеется, этому «коллективному человечеству» противостоит «человечество индивидуальное». «…Русская философия резко противоположна западноевропейской… Западное
Там же.
Там же. – С. 178.
Там же. – С. 159.