Россия и современный мир №1 / 2016. Юрий Игрицкий
в постсоциалистической Европе. Однако в результате была упущена возможность сделать память об освобождении от фашизма одним из позитивных оснований новой общей Европы, где нашлось бы место и для России.
Для нас такое «переформатирование» прошлого оказалось столь же болезненно, сколь и падение международного престижа. Потому что это и есть главное. Победа 1945 г. для нашего человека – не просто одна из русских побед. Это свидетельство успешности нации в истории – еще более убедительное и бесспорное, чем великая русская культура (ею тоже гордятся – но на «вторых местах»). Не прошлое даже, а обещание будущего – основание для каких-то надежд, Наша Победа на все времена.
Попытки это оспорить вызвали такой же надлом национального сознания (и бессознательного), как утрата имперского (великодержавного) величия. Не случайно «унижение» (умаление) Победы «за рубежом» приравнено у нас к историческому поражению страны в 1991 г. Более того, само это поражение воспринимается как отложенный негативный ответ на историческую русскую Победу.
За короткий срок мир вокруг как бы вынес России двойной приговор: вон из мировой политики! вон из мировой истории! Это даже не удар – это нокаут.
Можно, конечно, сказать, что это ошибка восприятия, что на деле все сложнее, что «пораженческий» взгляд на себя, вызывая социальные недовольство и агрессию, не дает возможности развиваться. Все это так. Но мы тем не менее смотрели на себя именно с этой позиции. Точнее, это точка зрения у нас возобладала.
Поэтому, чуть оправившись от «смены режима», страна вполне предсказуемо возжелала реванша. Напомнить миру о себе как о победителях – вот важная потребность массового сознания и одна из главных политических задач России 2010-х. Им в жертву и приносятся сейчас иные жизненно важные потребности (даже в безопасности) и задачи (модернизации / развития).
Но, конечно, все решилось внутри. Бывшие империи могут десятилетиями жить, испытывая «фантомные боли». Способны даже их пережить. История знает множество таких примеров. Если настоящее постоянно обустраивается, прирастает перспективами и устраивает (экономически, социально, психологически) большинство народонаселения, то прошлое можно оставить в прошлом.
Массовая ностальгия: на рубеже 1980–1990-х искусственная (о том, что исчезло, что убили в себе, – о дореволюционной России), а в 1990–2000-е – уже неподдельная (об СССР, который мы потеряли) – показатель общей неудовлетворенности своим настоящим. Милитаризация общественного сознания, мнения и политики в России 2010-х – это, прежде всего, реакция на внутренние проблемы. Точнее, это перенос их вовне – по двум линиям: властной и общественной.
Военно-наступательные действия власти в значительной степени определила «проблема-2012» (она же: «проблема-2008»; она же: «проблема-2018»). Внутренние риски для ее успешного решения, видимо, расценивались «наверху» как чрезвычайно высокие. Поэтому