Культурология. Дайджест №3 / 2017. Ирина Галинская
для Печорина и чисто спортивный интерес: он стремится завоевать Мери, насолив Грушницкому, а заодно и поддержать себя в хорошей мужской форме. Он ловко заинтриговывает Мери, то возбуждая ее ненависть (перекупает ковер, дерзко наводит лорнет), то покоряя рыцарскими жестами (спасает на балу от преследований пьяного господина). И вскоре весь город судачит о том, что Печорин женится на княжне Мери. Комментируя в журнале свои отношения с Мери, Печорин как будто пишет руководство для начинающих Дон Жуанов, любовь с Мери для него – ухаживание, поставленное под контроль рассудка. «Я точно не люблю женщин с характером: их ли это дело!» – признается Печорин, поясняя правила успешной игры в любовь и вспоминая, что в его донжуанском списке была лишь одна женщина с твердой волей (1, с. 122). Мери – другой случай, она легкая добыча, так как неопытна и лишена сильного характера.
Этой богатой и красивой девушкой легко управлять, так как ей в значительной мере движет то же тщеславие, что и всем прочим «водяным обществом». «Производить эффект – их наслаждение», – комментирует поведение этих людей Печорин (1, с. 103). Княжна Мери – это взвинченные чувства, героические фразы, вычитанные из романтической литературы. Она ищет красивой и жертвенной любви, поэтому ее внимание поначалу привлекает Грушницкий, который, как она полагает, разжалован за дуэль и к тому же хромает, как и ее кумир Байрон. Но, узнав, что он всего лишь юнкер и никакой романтической истории за ним не числится, Мери теряет к нему интерес. Печорин становится героем ее «романа в новом вкусе», как только она узнает, что он попал в Петербурге в скандальную историю. Она хочет быть, как декабристка: преданная, неотразимая, возвышенная, следующая за мужем в Сибирь, женщина-идеал, женщина-подвиг. Но прекраснодушная Мери не разбирается ни в себе, ни в людях, ей невыносимо даже признаться в собственных слабостях, не то что пойти в Сибирь. Она боится общественного мнения, боится показаться смешной, скрывает от матери, что в порыве чувств подала упавший стакан незнакомому мужчине с костылем – Грушницкому. Она не понимает, что она вовсе не героическая и самоотверженная женщина, а всего лишь обиженная и кокетливая девочка. Поэтому она, в отличие от Веры, не в состоянии ни понять, ни простить Печорина. «Любившая тебя не может без некоторого презрения смотреть на других мужчин, в тебе есть что‐то гордое и таинственное» – это Вера (1, с. 103). «Я вас ненавижу» – это Мери (1, с. 191). «Ложная приподнятость чувства окрашивает облик юной Мери, – писала Эмма Герштейн. – Ее героические фразы твердо прикреплены к эпохе: они могли быть произнесены только в постдекабристском дворянском обществе, когда подвиг жен декабристов сказался на эмоциональном настрое женщин. Отголосок этих веяний мы слышим в порывах Мери, но Печорин не может придавать им серьезного значения» (5, с. 40).
Желая избавить княжну от чувств к нему, Печорин вместо предложения руки и сердца делает ей шокирующее признание: «Вы знаете, что я над вами смеялся» (1, с. 190). Ненависть Мери столь же безупречно срежиссирована Печориным, как и ее любовь. Другое дело Вера, которая