Политическая наука №1 / 2017. Массовое политическое сознание. Коллектив авторов
рассмотрим картину с данными 2015 г. (рис. 12).
Здесь мы фактически имеем два совершенно разных портрета «полностью доверяющих» и «скорее доверяющих», и оба они не похожи на портреты «скорее не доверяющих» и «совсем не доверяющих». Революция в структуре доверия президентам в промежутке между 1998 и 2015 гг. становится еще более очевидной, когда переходишь к изучению самих портретов, а не структурных соотношений между ними [Сатаров, 2016 b]. Содержательный анализ подтверждает вывод, который можно было сделать на основании последней диаграммы: частоты выбора ответов «полностью доверяю» и «скорее доверяю» нельзя суммировать не только потому, что в данном случае не работает модель смежных интервалов на непрерывной шкале доверия, но и в силу принципиального различия смыслов, вкладываемых респондентами в эти два ответа.
Рис. 12.
Граф взаимосвязей между векторами остатков для четырех ответов на вопрос о доверии президенту по данным опроса 2015 г.
Три рассмотренных примера применения нового подхода к данным массовых опросов были подобраны так, чтобы они различались и по тематике, и по технике анализа. Во всех трех случаях получены новые результаты, выходящие за рамки традиционной задачи – узнать, что думают люди, и каково содержание общественного мнения. Акцент переносится на решение другой задачи: понять, как устроено общественное мнение и почему оно устроено именно так. Такое смещение неслучайно, оно вызвано тем, что мы очень мало знаем об устройстве общественного мнения. Это не значит, что первый тип вопросов неактуален или что новыми методами нельзя найти ответы на традиционные вопросы. Просто эти ответы теперь выглядят по-другому. В частности, на первом примере показано, что, переходя на структурный (сетевой) уровень анализа, мы не только определяем частоту выбора ответа, но и выявляем группы респондентов, в которых эти частоты различаются – не потому, что это разные группы (например, мужчины и женщины), а потому, что представители этих групп приписывают своим ответам разный смысл. Это сложнее, но зато вместо частоты того или иного ответа на вопрос мы получаем картину распределения респондентов, придающих этому ответу разный смысл29. Одновременно подтверждается то, о чем предупреждал О. Нейрат, опираясь на свою социологическую интуицию, и о чем писал П. Бурдье, анализируя ответы респондентов: частота ответа на вопрос может быть бессмысленной30.
Во всех трех примерах легко усмотреть нечто общее. Переходя на сетевой уровень анализа, мы начинаем видеть нечто, что раньше было скрыто. Например, существует утверждение: «Рост преступности – одна из важнейших проблем страны». Рассматриваемое изолированно, оно может обладать различными смыслами. Но когда оно, как в примере 1, сопрягается с другими утверждениями, оно участвует в конструировании более конкретного смысла. В 1998 г. мы проводили опрос почти по такой же анкете в Эстонии. Там проблема «рост преступности» попала в один класс с «ростом цен» и «слабостью, беспомощностью государственной власти». Совершенно
Надо напомнить, что рассмотренный в первом примере набор смыслов, которые можно приписать одному и тому же ответу в трех разных классах респондентов, совершенно умозрителен, хотя и правдоподобен. Но довольно легко сконструировать схему социологической верификации этого умозрительного построения и подтвердить его.
Из этого, правда, вопреки мнению П. Бурдье, не следует, что общественного мнения не существует.