Великий князь Цусимский. Александр Михайловский
ветерок, и солнце грело по-весеннему нежно. Сегодня бригада морской пехоты, детище нашего счастливого влюбленного полковника Новикова, возвращалась в пункт постоянной дислокации с места сражения под Тюреченом. Не знаю почему, но дернуло меня сходить навестить Ольгу. Волнуется, наверное, бедняжка, в ожидании своего героя…
Подходя к ее каюте, я вдруг услышала чарующие звуки, доносящиеся из-за двери. Играла скрипка… Я замедлила шаг и буквально на цыпочках подошла к Ольгиной каюте, не переставая вслушиваться. Не могу сказать, чтобы я была поклонницей такого рода музыки, но эти звуки меня заворожили. Может быть, все дело было в том, что теперь я очень хорошо знала Ольгу, и в этих звуках мне слышалось все то, что было у нее на душе. Да-да – без слов эта музыка рассказывала о многом, но понятно это могло быть только посвященным… А как раз таковой я и являлась.
Я тактично дослушала этюд до конца, и только когда настала пауза, постучала. Она открыла мне тут же. Она улыбалась и пребывала в радостном волнении.
– Милая Даша! – воскликнула она, слегка меня приобнимая, – как я рада, что ты пришла…
Вот не люблю эти телячьи нежности между женщинами, но Ольгины порывы меня почему-то не раздражают.
– Проходи, – продолжала щебетать Ольга, пропуская меня внутрь каюты. – А я вот тут… музицирую. Чтоб хоть немножко нервы унять. А то как-то беспокойно мне с утра, ну ты же знаешь почему; все думаю, как встречу его… Что скажу… Как он на меня посмотрит… Ну, это радостное волнение, конечно, а все ж… Как-то так щекочет в глубине души, и будто руки мои дрожать начинают… А вот взяла смычок – и все прошло.
Потом она тихонько засмеялась и добавила:
– Но все это может начаться опять, если я останусь в одиночестве…
– Не останешься, Ольга, – заверила я ее. – Я вот как раз для этого и пришла к тебе – помедитировать, так сказать. Ну, то есть оказать на твою эмоциональную натуру умиротворяющее воздействие своим дружеским присутствием.
– Правда, Даша? – радостно воскликнула Ольга. – Ах, ты такая душечка! Но ты проходи и садись, не стесняйся…
– Очень красивая музыка, – совершенно искренне похвалила я ее, присев в кресло, – и ты хорошо, вдохновенно так играешь, по крайней мере, на мой дилетантский взгляд.
– Да, когда я играю, то уношусь в какой-то сказочный мир… – мечтательно ответила Ольга, заводя глаза вверх, – от этих звуков, которые издает скрипка, меня охватывает просто неземное счастье…
Впрочем, она тут же вернулась на грешную землю, и, глядя мне в лицо, немного грустно, с плаксинкой в голосе, произнесла:
– О милая Даша! Ведь я начала утро с того, что села перед зеркалом. – Ольга кивнула в сторону большого трельяжа, в котором она могла рассмотреть себя с ног до головы. – Знаешь, я, пожалуй, впервые так придирчиво себя рассматривала. И… и знаешь, Даша, я не нравлюсь себе… – Уголки ее губ опустились, и на меня взглянули глаза, полные вселенской грусти. Прекрасные, между прочим, глаза, которые являются ее бесспорным достоинством