Копия. Лорен Оливер
секунду их руки соприкоснулись, что почти шокировало Джемму. Они очень редко прикасались друг к другу. Вряд ли он обнял дочь больше двух раз за всю ее жизнь. Пальцы отца были холодными.
– В этот выходной у твоей мамы день рождения, – ответил он. – Ты забыла про вечеринку?
– Я поеду в воскресенье, – продолжила она, не желая сдаваться. Джемма уже начинала подозревать, что он специально заполняет ее жизнь вечеринками, ужинами и разными обязательствами, чтобы она не могла увидеться с Лирой.
– По воскресеньям мы ходим в церковь, – возразил Джеф. Его голос звенел от раздражения. – Я же говорил тебе, что теперь мы будем жить совсем по-другому, и, черт возьми, именно так и будет.
– Поеду после церкви, – отозвалась Джемма. Она знала, что пора прекратить. Отец и так уже был достаточно зол. Его щеки покрылись пятнами налившихся кровью сосудов. – Пит отвезет меня. Это займет всего пару часов…
– Нет, я сказал!
Он ударил кулаком по столешнице с такой силой, что кухонные часы, к которым никто, кроме Бернис, не прикасался, подпрыгнули.
– Воскресенье мы проводим с семьей. И точка.
Джемма отвернулась от него, стиснув кулаки так, словно могла раздавить в них весь свой гнев.
– Была бы семья…
– Что ты сказала? – Он развернулся и преградил ей путь к лестнице. На мгновение Джемма ощутила испуг. Отец показался ей совершенно чужим. Его дыхание отдавало стейком и выпитым за ужином виски. Она чувствовала, как он потеет под своим дорогим кашемировым свитером. И в этот момент Джемма вспомнила, как однажды обнаружила мать распластавшейся у его ног после одной из их ссор. Он тогда сказал, что Кристина споткнулась. Но она до сих пор не знала, верить отцу или нет.
Странно, но в эту секунду время для нее собралось в длинный тоннель, который затем взорвался и превратился из лежавшего перед ней пути в маленькую точку, вместившую в себя все мысли и воспоминания. Она увидела своего отца с мертвой девочкой, его первым и единственным ребенком, и поняла: все, что он сделал, объясняется не печалью, а обидой. Ведь это трагедия, что он не властен над естественным ходом вещей, а мир меняется, не спросив его разрешения. Он сделал это не из любви, а чтобы восстановить правильный, в его понимании, порядок. Ничто не должно разрушаться, если только не он решил это сломать. Люди не имеют права просто так умирать, только не в его доме.
– Нравится тебе это или нет, ты будешь соблюдать мои правила, – сказал он, и Джемма едва не заплакала. В этом был весь отец. Он – как солнце на самом краю холста, которое освещает всю картину. Оно одновременно ограничивает и дарит надежду. – Ты все еще моя дочь.
– Я знаю, – сказала она вслух, хотя в ее голове настойчиво звучал ответ «нет». В самых глубинах своего подсознания она знала, что не была его дочерью. Она родилась от своей сестры, от той, что была до нее. Она же была дочерью безмолвного воспоминания, впрочем, теперь уже не безмолвного. Оно протянуло руки из прошлого и схватило Джемму за горло, и скоро оно непременно громко заявит о себе.
Глава