Волга-матушка река. Книга 1. Удар. Федор Иванович Панфёров
ему «встревать» нельзя, поэтому гнал Стрелу и сам даже подпрыгивал на сиденье, как бы весь летя вместе с машиной вперед, выкрикивал:
– Стрелушка, дуй до гремящего боя. Такой огонь откроем – ахнешь.
– Да-а. Только как дичь будем доставать? Озеро хотя и неглубокое, но ведь я в ботинках, Аким Петрович, в ботинках. Стало быть, следует дичь бить так, чтобы она попадала на берег.
– А я для чего? – возопил Федор Иванович. – Разденусь, вроде дикаря, следить буду. Бей – достану.
– Там камыш три метра вышины.
– Достану, достану! – с обидой возразил шофер.
– Прошу извинения, – сказал академик. – Если вы уж такой заядлый охотник, вам, конечно, без дела на берегу не сидеть.
Вдали показалось Сарпинское озеро. Оно туманилось, словно было залито парным молоком. По берегам же чернели стены камышей.
– Видите? Вода! – воскликнул академик, подтверждая свою правоту в разговоре с пастухом. – А они – пусто. Лень пригнать сюда овец – вот и пусто, – и он, взяв ружье, осмотрел его. – Хорошие ружья стали выпускать ижевцы. Да, ну что ж, попалим. Давно я не стрелял. Как, Аким Петрович, зуд-то охотничий? Зашевелился червячок?
– Не червячок, а удав. Давайте-ка проверим патроны, – посоветовал Аким Морев и, беря патроны, стал поодиночке трясти их около уха. – Ничего. Дробь плотно лежит…
Пока они проверяли патроны, шофер дал такой газ, что Стрела рванулась вперед с головокружительной быстротой, и вот она уже круто застопорила, остановилась на боковине озера, вздрагивая от перебоев мотора, а Федор Иванович шепотом, со страхом, будто перед ним неожиданно появился тигр, произнес:
– Товарищи! Водички кот наплакал.
– Ну, это, вероятно, только тут – в начале озера. Пошел вперед, – дрогнувшим голосом проговорил академик, неотрывно глядя на сухое, будто утрамбованное серое дно.
Машина сорвалась с места.
Но и дальше было то же самое, – сизое, сухое дно, напоминавшее собою прибитую дождями золу, а по бокам высокий пересушенный камыш. Снизу еще тянутся зеленые побеги, а выше – все посерело, заиндевело, будто в трескучие морозы… и ни единой птицы… Даже воробьи и те куда-то скрылись. Виднелись только следы лис и крупные отпечатки лап волка.
– Страшно, – промолвил академик, когда машина промчалась вдоль берега километров двадцать.
– Пустыня, – горестно подтвердил Аким Морев.
– Да. Вот как язык-то пустыни наступает на Поволжье. Мы там, в Москве, спорим, прорабатываем, планируем, а тут? Ну что ж – бери левее, Федор Иванович… В Разлом. Валяй прямо степью. Дорога скоро попадется, – приказал Иван Евдокимович и чуть погодя добавил: – Что ж, сайгака привезем… Тоже не шутка. А? Аким Петрович!
– Шутка ли – целого козла на стол!
– Я знаю, Иван Евдокимович, не беспокойтесь. На Разлом? Домчимся: мигнуть не успеете – там будем… Прямо и прямо, – так уверенно говорил вначале шофер, особенно подчеркивая свое «не беспокойтесь». Так говорил он и час спустя, но уже менее уверенно произнося «не беспокойтесь», так утверждал