Волга-матушка река. Книга 1. Удар. Федор Иванович Панфёров
что тот не хочет показывать академику поливные поля.
– Нет уж. Чего уж. Раз подъехали, посмотрим, – проговорил Иван Евдокимович. – Посмотрим, а потом на Докукинскую.
И вот перед ними в окружении вековой целины – дна бывшего моря – больше тысячи гектаров орошаемой земли. В полупустыне орошаемый участок, и рядом такие огромные запасы воды. Но… но почему здесь так глухо, безлюдно?
– В чем дело? – спросил академик. – Напоминает что-то заброшенное… как проклятое место. Кому принадлежит земля?
– Госфондовская, – осторожно ответил Назаров, боясь снова попасть во «вредители».
– Ну а кто пользуется ею?
– Семь колхозов, – скороговоркой ответил Назаров, надеясь, что академик не поймет нелепости, но тот прямо и грубовато сказал:
– Глупо. Все равно, что лучшую рекордистку корову передать семи дояркам: непременно испортят. И тут: плоды с поливных участков собрали и восвояси… Даже шалашей не построили.
– Да ведь и плодов-то не собрали, – чуть не плача, прокричал Назаров. – Как хотите, отворачивайтесь или не отворачивайтесь от меня, а скажу: горим. Озимую пшеницу посеяли. С осени была хороша, весной была хороша… Еще бы, в рост человека выросла… Поливали. Залили… А колос оказался пустой.
– Какой сорт? – спросил академик.
– Ваш сорт.
– Ну и?
– За шесть дней суховей высосал зерно.
– Так-так-так, – пробурчал академик. – Постойте тут, а я посмотрю… один… – и зашагал вдоль канавы, удаляясь все дальше и дальше. Он шел, то и дело нагибаясь, ковыряя пахоту, черпая ее пригоршней, рассматривая и бросая землю, затем снова шагал, окутанный маревом, вырастая не то в глыбу, не то в копну: таков здесь степной мираж.
Вскоре академик вернулся и произнес:
– Обманщики!
Назаров понял: академик увидел, как быстро идет процесс засолонения земли на участке, и хотел было спросить, как бороться с этим неожиданным бедствием, но, испугавшись того, что снова может попасть в «обманщики», только шепнул Любченко:
– Давай на Докукинскую. Там, может быть, отмякнет: дед его садил дубраву.
И опять степи-степи-степи, бугры – голые, выветренные, порыжевшие от раскаленных лучей солнца, бесконечное количество дюн, или, скорее, могильников, – это тысячелетие работы сусликов. И сколько земли? Столько земли – кричать от досады хочется.
– Как десять и пятнадцать тысяч лет назад люди пользовались этой землей, так ныне пользуемся и мы, – проговорил, ни к кому не обращаясь, академик, не замечая того, как погрустнела Анна: он, задумавшись, забыл о ее присутствии.
«А сказывал: “Сердце у всех одинаковое”. Видно, не одинаковое, если твоему сердцу страдания моего – потеха, как иным петушиная драка, – печально думает она, и лицо ее от внутренней тяжкой боли стареет: щеки поблекли, глаза затуманились, губы опустились, и от них вверх легли две крупные трещины-морщинки. – Это вон у них они одинаковые, – думала Анна, посматривая на сестру и Любченко, который то и дело касается плечом плеча Елены,