Дрянь. Александра Салиева
мама, – вру ей безбожно, наконец, собравшись с духом.
Давно уже нет никаких фиалок, как и самого дома. Мне пришлось продать всё ценное, что у нас только было, дабы хватило на оплату лечения и содержания матери в этом месте. Но и не это самое страшное в моей лжи. Бобби… Роберт Агилар – мой отец, умер два года назад. Сердце самого дорогого мне мужчины банально не выдержало страшного диагноза, поставленного докторами для его жены. Как говорится, беда не приходит одна. Так и с нами случилось. Поначалу я ей объясняла, но потом… Проще согласиться.
– Муаровые не любят много влаги, – продолжает развивать тему о цветах мама, развернувшись ко мне полубоком. – А вот белые – наоборот. Их надо поливать обильнее. Ты ведь именно так их поливаешь, да Софи? Тигровые хорошо тянутся к солнечному свету, их надо понемногу разворачивать каждые три дня… – резко замолкает и манит к себе пальцем, чтобы я приблизилась.
Безоговорочно склоняюсь над ней, ожидая дальнейшего. А скупая улыбка на мамином лице тем временем меркнет. Всего какую-то долю секунды она смотрит на меня так пристально, будто впервые видит. А потом…
– Дрянь! – срывает с её уст отчаянным воплем.
Моё лицо обжигает хлёсткая пощёчина.
И ещё одна. И ещё…
– Дрянь! Дрянь! Дрянь! Это из-за тебя все фиалки завяли! Почему ты не пускаешь Бобби меня навестить?! Дрянь! Дрянь! Какая же ты дрянь!!! – истошно кричит мама, вцепившись в мои волосы.
А я… Я просто позволяю ей делать всё, что вздумается. Не дышу даже. Нет, я не пребываю в шоковом состоянии, или что-то вроде того. Просто каждый мой новый вдох сравним с тем, будто стеклянная пыль в лёгкие проникает. Невыносимо больно. Лучше вовсе не шевелиться.
– Софи! – реагирует на случившееся прогуливающаяся неподалёку от нас Ханна. – Мария!
Минуты не проходит, как она подоспевает к нам. И не одна. Вместе с ней – два медбрата, один из которых безжалостной хваткой сковывает мамины руки, пока другой вкалывает ей успокоительное. Серые глаза закрываются очень быстро, а участившееся дыхание пациентки реабилитационного центра выравнивается, постепенно превращаясь в тихое сопение. Её увозят от меня, а я остаюсь где была, не в силах двигаться в ближайшее время хоть куда-то. Единственное, на что меня хватает – усесться на лавочку неподалёку.
– Вы в порядке, мисс Агилар? – участливо интересуется ещё одна из подошедших.
Та самая медсестра, которую мы встретили при входе в здание, обеспокоенно осматривает меня с ног до головы. Я вижу застывшее сожаление на её лице. Наверное, именно поэтому улыбаюсь в ответ невообразимо бодро, будто и не случилось со мной ничего такого буквально только что.
– Ей становится хуже, – отпускает мрачным замечанием Ханна, провожая взглядом удаляющихся медбратьев, сопровождающих мою маму.
Я это и без неё знаю, поэтому не считаю нужным говорить что-либо в ответ.
– К сожалению, действие последней химиотерапии – не настолько длительно, как было спрогнозировано, – подтверждает медсестра.
В