Тихий человек. Джеймс Кэрол
я честно признал эти пороки и искренне верю, что сейчас, пройдя через все это, я стал лучше.
– Приятно слышать, но меня не интересует ваше прошлое. Мне важно одно – чтобы со мной вы играли честно. Можете?
– Конечно. Ну так что, вы считаете, что это я убил жену? – не унимался Собек.
– Нет, не считаю.
Собек еле заметно кивнул.
– Спасибо за честность.
– Хорошо, моя очередь спрашивать. Что за ключ у вас на шее?
Собек привел их назад, в холл, и повел через коридор по другую сторону лестницы. Дверь в конце коридора была заперта на тяжелый навесной замок. После всех высокотехнологичных охранных средств он смотрелся довольно неуместно и казался, скорее, символическим предметом с весьма условной охранной функцией. Такие отжимаются монтировкой за две секунды. Человек, немного знакомый с отмычкой, справился бы за пять секунд. Собек снял с шеи ключ и открыл замок. Толкнув дверь, он отошел в сторону.
Уинтер и Андертон вошли в кухню. Собек так и остался за дверью и не отрываясь смотрел на них из проема. Окна были зашторены, и в сумраке комнаты мебель отбрасывала мрачные тени. Уинтер включил свет. Все выглядело так, будто минуту назад здесь еще работала полиция. Куда ни брось взгляд – всюду присутствовали следы взрыва: валялись опрокинутые стулья, стены, мебель и плитка были в черных пятнах. Закрыв глаза, легко было ощутить запах взрыва – такой же, что и запах петард в День независимости, только с привкусом обгоревшего мяса. Мебель была покрыта тонким слоем пыли и дактилоскопического порошка. Место, куда упала Изабелла, было очерчено мелом, следы которого за годы сильно побледнели.
Стол был рассчитан на шестерых, но стульев было пять. Не хватало того, на котором сидела Изабелла. Четыре стула валялись вокруг стола. Два лежали на боку, а другие два были отброшены от стола, словно сидевшие на них люди вдруг резко встали и ушли. Пятый стул находился в эпицентре взрыва. Уинтер подошел и положил руки на его спинку. Некоторое время он стоял и оглядывал кухню. Он видел, как из проема за ним наблюдает Собек. Андертон тоже смотрела на него. Он взглянул ей в глаза.
– Каково это – сидеть привязанной к стулу с бомбой на груди?
Андертон ответила не сразу. Если она хотя бы наполовину соответствует его представлению о ней как о следователе, она должна была представлять себя на этом стуле много раз. Ведь просто понять мотивацию преступника недостаточно. Нужно еще понять и проникнуться чувствами жертвы.
– Это ужасно, – наконец проговорила она. – Это совершенно и бесконечно ужасно.
– И вот еще что – Изабелла стала первой жертвой. Ей было тридцать, она была здорова и хороша собой, впереди вся жизнь. Она даже не поняла, скорее всего, что происходит: какой-то человек ворвался в дом, привязал ее к стулу и ушел.
Андертон не сводила глаз со стула, пытаясь представить себе, что испытывала Изабелла, сидя на нем.
– Когда она услышала, что Собек пришел домой, она, скорее всего, попыталась его предупредить, но это ей не удалось, потому что рот был заклеен изолентой, –