На златом престоле. Олег Яковлев
вмиг притихла, будто испугавшись Ярослава и его слов. Зашмыгала носом, прослезилась, прянула прочь.
Воевода Серослав положил длань Ярославу на плечо.
– Кончается отец твой. За попом послали. А покуда тебя кличет.
…Владимирко метался по постели. Ярослав сел у изголовья, напряжённо вслушиваясь в едва различимый шёпот. Приподнявшись, он прильнул ухом к отцовым устам.
– Сын мой… Тебе… оставляю… Галичину… Береги её… Юрьевичей… не держись… Слабы они тут… на юге… С уграми… мир твори… С Изяслава… сынами… мирно живи… Я… я… неправо деял… Крест… крест с мощами… серебряный… малый… сила велика… Наказуем за се.
Князь бессильно откинул голову на подушки. Его окладистая пшеничная борода поднялась кверху.
Ярослав, чувствуя, как тело его дрожит от напряжения, повалился обратно на стул.
«А что бы мать моя молвила, если бы была жива? – подумал он вдруг. – Да я ведь её и не знал. Сестра старшая – та её помнит. Спрошу у неё… А что ответит? Господи, что опять за мысли?!»
Княжич ужасался сам себе. Он вдруг понял, почему эту зиму так тосковал, сидя в терему. Он ждал, подспудно ждал, что вот-вот освободится от отцовой опеки и расправит крылья. Но расправит ли?
Пришёл священник, князя готовились соборовать.
– Я пойду, отче, – прошептал Ярослав.
– Иди… Прощай, сын, – слова Владимирки прозвучали неожиданно громко.
Ярослав вздрогнул и поспешил назад в переход.
Долго стоял со свечой в руке, дрожал всем телом, озирался по сторонам. И не заметил княжич, как подошёл к нему снова воевода Серослав.
– Князь Владимирко Володаревич преставился! – объявил он громко.
Тут только, до конца осознав, что случилось, Ярослав не выдержал и разрыдался, уронив голову на плечо оказавшегося рядом старика Гарбуза. Дядька успокаивал, гладил его широкой ладонью по русым волосам, говорил:
– Тихо, тихо, княже… Ты не плачь… Всё в руце Божией… Князь ты отныне… Твоё время пришло, Ярославе…
Почти те же слова говорила ему ночью Ольга.
Не до сна было, сидел Ярослав на лавке в смежной с ложницей утлой каморе, писал грамоты.
Первым делом он снарядил гонца вслед боярину Петру, велел, чтобы киевский посол никуда не уезжал, а ждал его приказаний.
Затем, уняв, наконец, дрожь в пальцах, начертал две короткие грамотки сёстрам. Утром понесутся с горестной вестью скорые гонцы в Краков – к Анастасии и в Познань – к Евдоксии.
После подозвал Ярослав Ольгу, велел ей:
– Садись, отпиши отцу своему. Пускай ведает, что у нас тут створилось.
– Плохо я пишу, – призналась откровенно Ольга. – Ты бы сам лучше… того.
– Ладно. Уйди, – Ярослав недовольно скривился. – Тоже мне, княгиня галицкая! Стыд один! Ступай покуда. Оставь меня одного.
Шурша платьем, Ольга послушно скрылась в ложнице. Вскоре до ушей Ярослава донёсся её мерный храп.
Молодой князь просидел без сна до рассвета. Думал о будущем, тревожился, вспоминал давнее и недавнее