Балтийская сага. Евгений Войскунский
Триумфатор, да и только. Быстрым шагом он ушел за кулисы, а по окончании концерта спустился в зал, со скрипкой в футляре, его в проходе окружили, поздравляли. Я тоже подошел. Оська, увидев меня, протянул руку:
– Привет, Вадька!
– Привет, – говорю. – Ты здорово играл, молодец.
– То ли еще будет, – говорит Райка.
– А что будет? – спрашиваю.
Но Райка, холодно взглянув на меня, не ответила. Чем я тебе не угодил, гордячка? Я слышал, ты выиграла в женском шахматном чемпионате университета и будешь играть в городском турнире. Ты тоже, конечно, молодец. Вы оба молодцы…
А Розалия Абрамовна ответила вместо Райки:
– Будет «Чакона» Баха. Очень трудная вещь, Ося много над ней работает. Как поживаешь, Дима?
– Спасибо, – говорю, – Розалия Абрамовна. Хорошо поживаю.
Маша стояла тут же, в своем синем облегающем платье, только без банта. Она улыбнулась мне, и было в ее улыбке нечто ускользающее… вопрошающее… непонятное…
Было бы глупо отвернуться с обиженным – или наигранно равнодушным – видом. Я шагнул к ней, поздоровался.
– Здравствуй, Вадя, – ответила она.
– Как поживает Тамила? – сказал я первое, что пришло в голову.
– Тамила? – Маша удивленно посмотрела на меня. – Ну, как обычно…
– А Катюша как? Замуж не вышла? За парня, который в Нарьянмаре?
Маша обеими руками отвела волосы со лба.
«Руки, – вспомнилось мне вдруг, – вы словно две большие птицы…»
– Вадя, – сказала она тихо, – я чувствую себя виноватой, но понимаешь…
– Понимаю, – не дал я ей договорить. – Ты ни в чем, решительно ни в чем не виновата.
Глава третья
Курсантская бригада вступила в дело
Перед отправкой Вадим Плещеев успел забежать домой. Пока шло формирование батальона курсантов-фрунзенцев, ни о каких увольнениях, понятно, и речи быть не могло, а тут, когда утвердили списки и наутро была назначена отправка, Вадим попросил Рудакова, командира роты, отпустить его – с матерью попрощаться. Рудаков, поджарый крикливый старлей, наоравшийся и набегавшийся за день, насупил белесые брови в раздумье – и разрешил. А чего бы не разрешить, он Вадима знал как исправного курсанта.
– В двадцать один час – чтоб был на месте, как штык, – сказал он строго. И, скользнув взыскующим взглядом вниз, добавил: – Ботинки почисть.
Вот же ходячий устав – не зря так прозвали Рудакова курсанты.
Вера Ивановна, к счастью, была дома.
– Ой, Димка! – Она порывисто обняла сына. – А я жду, жду тебя или хотя бы твоего звонка.
– Очень суматошные дни, мама. К телефону в училище не пробиться.
– Понимаю, понимаю. Сядь, Димка, отдохни. Как ужасно, что война началась!
– Сволочь Гитлер! Знаешь, мне как-то не верилось в пакт о ненападении…
– А кто верил, Дима? Но все же мы считали, что пакт отодвинет войну.
– Мама, война не будет долгой. Мобилизация идет, скоро вступят в бой наши главные силы. Немцев остановят.
Вера Ивановна