Сфера Маальфаса. Маги и мошенники. Волчий остров. Боевое фэнтези. Елена Долгова
эбертальцам особое почтение – толпа, боязливо и восторженно сторонясь, таращилась на заношенные коричневые рясы, увешанные настоящими, толщиной в три пальца, стальными цепями. Монахи почесывались, звенели веригами и протяжным, заунывным криком склоняли к покаянию. Толпа подпевала псалмам и исправно пополняла огромную медную кружку с прорезью, похожей на обличающий грешников рот.
Под своды Храма пускали лишь избранных, тем не менее, просторный чертог с куполом, пронизанным лучами света, оказался почти полон. Вельможи Империи разительно отличались от буйной толпы на площади, благопристойно молчали, ничем не выдавая нетерпения. Немощный примас Империи вершил службу не торопясь. Многочасовое стояние на ногах утомило собравшихся аристократов, по лицам иных, особенно престарелых, увечных или тучных, было заметно, что они не прочь улизнуть, однако никто и не помышлял открыто демонстрировать нелояльность императору по такой ничтожной причине, как гудящие от усталости ноги и боль в пояснице. Гизельгер невозмутимо, как скала, стоял в первых рядах, лицом к примасу, обратив могучую спину к собравшимся, однако вида императорской спины достаточно – никто не смел даже метнуть беспокойный взгляд в сторону архитектурного чуда – арки выхода.
Главный собор столицы отличался от прочих храмов строгой красотой, даже в яркий, солнечный день под его сводами сохранялась прохлада. Там помещалась усыпальница императоров – ее покой хранили скорбные каменные фигуры с опущенными лицами и руками, скрещенными на рукоятях мечей. Роскошные витражи застилали окна, сияли, слагаясь в аллегорические сцены, мелкие золотистые и бирюзово-голубые стекла.
Собор славился искусно-незаметной роскошью. Разительно отличалась лишь сама Обитель, примыкающая к собору – приземистое здание без окон, с мощными, сложенными из неподъемных каменных блоков стенами, она походила на крепость, какие отстраивали в давние времена, гораздо раньше, чем возвели изысканные колонны главного храма столицы. Странное сооружение – ни на что не похожее. Подобных зданий нет больше нигде в Империи.
Молящейся оказалась девица – возможно, та самая, из мятежных баронов, о которых Гагену рассказывал отец – гибкая легкая фигурка в белом саване и покрывале из тонкого, дорогого шелка. Балахон мешал рассмотреть ее как следует, однако принцу девушка показалась хорошенькой: печальный, золотисто-смуглый ангел.
Песнопения и молитвы сменяли друг друга неспешно, отражаясь от сводов, потоки желтого и бирюзового цвета ласковым светом заливали чертог. Все земные тревоги – ненависть и вожделение, корысть и честолюбие – постепенно таяли, исчезали – земное ничтожно по сравнению с вечным.
В конце концов, после того, как все положенные молитвы были прочитаны, двери собора распахнулись и девушка шагнула из прохладной полутьмы под ослепительные лучи солнечного дня – последнего дня ее прежней жизни. В одной руке Избранница держала свечу, в другой –