Сотворение света. Виктория Шваб
стало заметно, насколько Бард бледна. Под глазами, как синяки, лежали тени. Она обмотала порезы на руке полотняным бинтом.
– Оставь хоть немного крови в жилах, пожалуйста, – сказал он и помог ей затянуть бинт.
Она подняла глаза, и он заметил неестественный блеск. Стеклянная поверхность правого глаза, когда-то ровная и каряя, почти как живая, покрылась паутиной трещин.
– Твой глаз… – еле вымолвил он.
– Знаю.
– Похоже…
– Что, страшно?
– Что тебе очень больно. – Его пальцы потянулись к капельке засохшей крови, застывшей, как слезинка, во внешнем уголке разбитого глаза. Крохотная царапинка от удара ножа. – Ночь выдалась долгая?
Она сдавленно улыбнулась:
– А будет еще дольше.
Алукард перевел взгляд с меток на стражниках к ее окровавленным пальцам.
– Чары?
– Благословение, – ответила Бард. Он изогнул бровь. – Разве ты не слышал? Я, оказывается, авен.
– Я всегда знал, что в тебе что-то кроется, – усмехнулся он. Вдруг по соседнему окну зазмеилась трещина, и двое жрецов кинулись к новичку, работавшему над заклятием. Алукард понизил голос: – Ты уже была снаружи?
– Да, – сказала она, и ее черты заострились. – Это… это очень… плохо. – Ее голос неуверенно задрожал. Бард всегда была не из болтливых, но он не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь лишалась слов. Она немного помолчала, искоса поглядывая на пестрое собрание в зале, и снова тихо заговорила: – Стражники не выпускают людей из домов, но туман – что бы в нем ни таилось – ядовит. Одни, вдохнув его, гибнут в считанные мгновения. Но не рассыпаются в прах, как было в Черную ночь, – добавила она, – так что тут дело не в одержимости. Но они после этого не такие, как были. А тем, кто сопротивляется, бывает еще хуже. Жрецы пытаются узнать как можно больше, но пока что… – Она вздохнула, взъерошив челку над разбитым глазом. – Я видела в толпе Леноса, – добавила она. – Он, кажется, живой. Но Тав… – Она покачала головой.
Алукард нахмурился.
– Это уже дошло до северного берега? – спросил он, сразу подумав о поместье Эмери. О сестренке. Бард не ответила, и он шагнул к двери. – Я должен…
– Нельзя, – сказала она, и он ожидал упреков – ты, мол, все равно ничего не сможешь сделать – но Бард, его Бард, всегда оставалась самой собой. – У дверей стоит стража, – пояснила она. – У них строгий приказ никого не впускать и не выпускать.
– Тебя же это никогда не останавливало.
– Верно. – Она еле заметно улыбнулась. – Зато тебя могу остановить я.
– Попробуй.
Видимо, она заметила в его глазах сталь – ее улыбка быстро погасла.
– Подойди сюда.
Она ухватила его за воротник и привлекла к себе. На один головокружительный миг ему подумалось, что она хочет его поцеловать. В памяти вспыхнула другая ночь – спор, прерванный поцелуем, сплетение тел как последний довод – но сейчас она просто прижала ему палец ко лбу и нарисовала короткую черточку.
Он протянул руку к ее лицу, но