Звезда атамана. Валерий Поволяев
голову: это была птица.
Конечно, слава разбойника, которую хотели припечатать к его имени, не была нужна совершенно, а вот слава Робин Гуда… Тут надо десяток раз крепко подумать, раз восемь примерить и раз пять взвесить, и только потом принимать решение. Робин Гуд, Робин Гуд…
Слава Робин Гуда – тоже, наверное, не то, честно говоря, Котовский хотел другой славы и, когда ему неожиданно приписали чужое ограбление (помещика Критского чуть ли не догола раздели гоп-стопники), возмутился невероятно, написал довольно колючее опровержение и отправил его в редакцию «Бессарабской жизни». Газета это опровержение опубликовала, текст опровержения привлек внимание не только читателей-молдаван, но и одесситов, украинцев, русских, вырезки в своих карманах носили даже неграмотные грузчики.
Фамилия Котовского стала известна на юге Российской империи, не просто известна, а очень широко: она была на устах дворников и городовых, экономок и извозчиков, пехотных офицеров и работяг из литейных мастерских, лесных объездчиков и служащих мелких контор.
Честно говоря, Котовского это раздражало, хотелось, чтобы его фамилию трепали поменьше, но что было, то было, и запретить людям говорить он никак не мог.
Налеты налетами, заботы заботами, передвижения по лесам передвижениями – главное, не сбить ноги о какую-нибудь корягу, но вот странная вещь: встав во главе ватаги, Котовский начал больше читать. Хорошая книга стала для него такой же желанной добычей, как и туго набитый кошелек… Читал Толстого и Байрона, Чехова и Бальзака, Достоевского и Вольтера, Уайльда и Монтеня, Гумбольдта и Монтескье. В книгах он искал ответ на вопрос: что есть человек? Или кто он есть?
И чем больше читал, тем меньше находил ответов на этот вопрос, вот ведь как. Человек – существо сложное, запутанное, загадочное, вызывает грустную улыбку и заставляет размышлять еще больше: кто же все-таки он есть?
В январе девятьсот шестого года Котовский перенес свою базу из Бардарского леса назад в Иванчский: тут недалеко все-таки находилась большая дорога, широкий тракт, а Котовскому без большой дороги никак нельзя, на тропинках, да узких проселках тесно, там даже дышать нечем. Да и к Кишиневу Иванчский лес был ближе, чем Бардарский, – околица города, деревянные домишки мещан располагались уже в Иванчском лесу, среди птичьих гнезд, а лисы и зайцы вообще заходили в дома к людям, как в свои собственные.
В Кишиневе Котовский снял пару больших квартир, чтобы ватаге было где расположиться, обзавелся гардеробом из восьми костюмов. Тут имелись и два смокинга, в которых богатый человек обычно выходит в свет – в театр или в ресторацию с любимой женщиной, и офицерский мундир с аксельбантами выпускника Академии Генерального штаба, и стихирь православного священника, и одежда знатного охотника, сшитая из замши… Обзавелся Котовский и собственным выездом – парой ухоженных лошадей, лакированным фаэтоном, на козлы сажал кучера в шелковом котелке – обычно эту роль исполнял Прокопий Демьянишин.
Лихо носясь по кишиневским улицам, Прокопий не только по-пистолетному громко щелкал