Колыбель качается над бездной. Сергей Георгиевич Михайлов
Спасительный для моего рассудка, разумеется, ведь мир спасать я не собирался, тем более этот, в котором время умерло навсегда. Я не Христос, не Бэтман и даже не Человек-Паук.
Пространственно-временная аномалия. Чем не амулет, оберегающий сознание от иррационального вакуума, беспочвенного индифферентизма, клерикально-мистических инсинуаций и безудержных психо-патологических фантазий? Да и звучит красиво, солидно: аномалия. Веет чем-то античным, не правда ли? Тем более, что к сказкам о параллельных мирах и телепортации я относился с изрядной долей скепсиса. И я уцепился за эту формулу, как утопающий цепляется за соломинку. И выстроил следующую схему.
Имеется некое аномальное место в Тверской области, в котором пространственно-временной континуум (ещё одно красивое словечко!) сильно искажён. Время течёт здесь в нарушение всех привычных законов, в некоторой точке и вовсе замедляет скорость до нуля. А где-то даже меняет направление на противоположное – вспомните историю с колонной фашистских «тигров». С пространством та же аномальная кутерьма. Оказавшись на секретной военной базе, то бишь в недрах горы, прошитой вдоль и поперёк подземными коридорами и напичканной кучей списанного оборудования оборонного назначения, мы из неё, из этой горы, так и не выбрались, как думали сначала, а оказались в некоем подземном гроте гигантских размеров, границы которого человеческий глаз различить не в состоянии. Своего рода «Плутония» двадцать первого столетия. А почему бы и нет? Этим, кстати, легко объясняется отсутствие солнца. А что касается источника света, тепла и других видов энергии, то и здесь запросто найдётся объяснение, стоит только как следует покопаться.
Красивая версия? Красивее не бывает. Одно только «но»: не слишком-то я в неё верил. То есть, на рассудочном уровне принимал, а в душе верить не хотел. В отличие от новейшей истории нашей многострадальной страны, перипетии которой заранее предсказать не взялся бы ни один литературный гений, история о пространственно-временной аномалии как раз запросто могла родиться в мозгу писателя-фантаста – родилась же она в моём! Это-то меня от неё и отвращало. Фантастика – не мой конёк.
Ладно, поживём – увидим. Рано или поздно я отсюда выберусь, в этом я нисколько не сомневался – тогда и разберёмся, что здесь реальность, а что фантастика…
Иногда я наведывался в лабораторию к Лене. При виде меня она мило улыбалась – и тут же вновь замыкалась в своём мирке, возвращалась к своим микроскопам, колбам-ретортам, калиям-натриям-пропанам-бутанам. Я вспыхивал в её сознании микроскопической, едва тлеющей звёздочкой, привычным атрибутом прошлой жизни, ныне почти стёршимся из памяти. Я всё ещё жил там, на самом дне её уснувшей души, в её некогда любящем сердце, но жил неким атавизмом – словно копчик или слепая кишка. Вроде не нужен, а отрезать больно. Мол, пусть живёт, жалко что ли?
И я жил – атавистическим отростком, эдаким полузабытым аппендиксом. Жил, как мог. А она, моя Лена, всё реже появлялась в гостинице, в нашем номере эпохи соцреализма, и всё дольше оставалась