В меняющемся мире. Михаил Горбачев
партноменклатуры выразились в полной мере. Прямой или косвенной темой выступлений были, разумеется, прошедшие выборы. У одних просто прозвучало разочарование их итогами для партии и для себя лично. Другие говорили об этом в явно обвинительном тоне по адресу руководства, которое «довело до такого безобразия» своими экспериментами с демократией.
Но пути назад не было. Отныне съезды народных депутатов, а не съезды КПСС становились главными политическими форумами, определяющими жизнь страны. Это был крутой поворот, настоящая смена вех, за которой должна последовать постепенная замена старых институтов власти.
Первый Съезд народных депутатов
Съезд народных открылся 25 мая 1989 года. С самого начала многое даже внешне выглядело не так, как прежде: члены Политбюро сидят не в президиуме, а среди других народных избранников. А те из них, что остались без мандатов, – среди гостей, как простые смертные. И прошел съезд не по написанному наверху сценарию, а бурно, остро.
Стала складываться оппозиция. В ней были разные люди – и те, кто, как академик А.Д. Сахаров, искренне считал, что надо ускорить движение к многопартийности, видел в этом залог необратимости перемен, и те, кто просто «раскачивал лодку», не задумываясь о последствиях.
Один из лидеров нарождающейся оппозиции, еще недавно вполне «правоверный» партийный теоретик Юрий Афанасьев обвинил делегатов Съезда в том, что они сформировали «агрессивно-послушное большинство», избрали «сталинско-брежневский Верховный Совет». И это говорилось о Верховном Совете, который вскоре примет законы о демократических свободах и правах человека, осудит сталинские репрессии, станет форумом не только для дискуссий, а для принятия важнейших решений, определяющих будущее страны!
Я считал делом принципа продвигать реформы не путем насилия одной части общества над другой, а путем консенсуса, приемлемого для основных политических и социальных сил компромисса.
Думаю, тогда сложились необходимые предпосылки для того, чтобы по-настоящему крупно двинуть вперед перестройку. Но надо признать: дезинтеграционные процессы опережали формирование новых институтов власти и управления. А радикально-демократическая оппозиция, развернув борьбу не столько против реакции, сколько против центра и центризма, начала систематически подрывать фундамент власти на путях циничного популизма и разжигания националистических спекуляций.
У меня были противоречивые ощущения. С одной стороны, безусловное удовлетворение тем, что реформа «пошла», создан новый парламент и это не декорум всевластия партии, а настоящее собрание избранных народом представителей. С другой – настораживали чрезмерные претензии радикалов, их бешеный натиск, стремление получить все сразу.
Но одно было ясно мне и тогда, и в последующие бурные, «штормовые» месяцы: как ни труден демократический путь, надо продолжать движение вперед. Видя опасность и со стороны радикальных демократов, и со стороны сил реакции, я должен был маневрировать,