Истории о динозаврах. Рэй Брэдбери
страсти.
На жизненном пути я повстречал ещё одного молодого человека, моего ровесника, одержимого той же самой любовью, чтобы не сказать – вожделением. Эти доисторические существа заполняли его дни и будоражили его ночи. Молодого человека звали Рэй Харрихаузен. В гараже на заднем дворе он создавал и оживлял методом покадровой анимации на восьмимиллиметровой киноплёнке целое семейство динозавров. Я частенько навещал всю семью, вертел ящеров в руках и целыми часами трепался со своим другом – долгими ночами напролёт на протяжении многих лет. Мы условились так: он вырастет и станет порождать динозавров – я вырасту и наделю их речью. Так всё и вышло.
«Чудовище с глубины 20 000 саженей» – первый и единственный наш общий фильм. Не шедевр, даже не бог весть что, зато он положил начало моей и его карьере, причём в итоге о его фильмах и зверях и о моих книгах узнали в самых отдалённых концах света. Своеобразной кульминацией стал торжественный вечер, когда я представлял Харрихаузена на специальном показе в его честь в Американской академии кинематографических искусств и наук*. Когда я закончил свою речь, из аудитории выбежала Фэй Рей, героиня «Кинг-Конга» 1933 года, и обняла нас обоих, украсив, так сказать, вишенкой торты двух жизней, которые начались с прямолинейной и немудрёной любви к динозаврам в музеях, кинозалах и гаражах.
На нашем пути мы с Харрихаузеном вынуждены были мириться с огромным количеством необязательных, беспринципных, вечно предвзятых и вечно не правых хамоватых режиссёров. Я так разозлился на одного такого за его обращение с Рэем, что написал рассказ «Тираннозавр Рекс» – просто чтобы выпустить пар.
А теперь признаюсь как на духу. Лет тридцать назад Рэй Харрихаузен, моя жена Мэгги и я побывали на опере «Зигфрид»: главную роль в ней исполнял знаменитый на тот момент тенор Юсси Бьёрлинг*. Но мы, понятное дело, не на Зигфрида любоваться пошли и не великолепную музыку слушать. Нам хотелось посмотреть на – благослови Господь наши нежные заблудшие души! – дракона Фафнира.
Я отлично понимаю, что после такого разоблачения мы с Харрихаузеном наверняка окажемся в чёрном списке любителей оперы как самые вульгарные, самые тупые, самые нераскаянные зрители «Зигфрида» в истории человечества. Смиряюсь с приговором и признаю свою вину. Тем не менее мы, все трое, уселись в нижнем левом углу балкона и, как нам показалось, чуть не девять часов (на самом деле, наверное, только восемь) прождали появления Фафнира.
И вот наконец Фафнир явился. Я разглядел целый дюйм его левой ноздри, Мэгги – один из усов, а Харрихаузен – лишь огромное облако пара, которое Фафнир исторг во время своей краткой «арии», прежде чем исчезнуть. Потому что, видите ли, наши места были размещены так дьявольски неудобно, а декорации на сцене воздвигнуты так хитро, что по меньшей мере треть аудитории на каждом спектакле так толком и не увидела чудища. Мы были в числе обездоленной трети.
Мы с Рэем потрясённо глядели друг на друга поверх головы моей жены. Долгое ожидание