«Линия Сталина». Неприступный бастион. Герман Романов
бутылки, что достала ему из холодильника услужливая тетка, полный пластиковый стакан водки и жахнул одним махом. Когда потянул руку за колбасой, перед глазами все поплыло, и он узрел иное, будто оказался на съемках фильма про войну, ту самую, что пришла сюда три четверти века тому назад.
У самой пристани стоял пароход с большими колесами по бортам, как бы военный, под флагом советского ВМФ, с пушками. На него поднимались люди, таща носилки с ранеными. На берегу толпились сотни бойцов, рядом гремели суматошные выстрелы, громко разносилось пронзительное ржание – ездовые стреляли в обозных лошадей, а те лишь всхрапывали перед смертью, не понимая, почему их убивают люди, которым они так верно служили. В самом Гдове повсюду гремели взрывы, поднимались в небо густые черные столбы дыма. Поглядев чуть в сторону, Гловацкий увидел генерала в кителе с орденами на груди – тот надрывно кашлял, прижимая окровавленный платок ко рту. И тут же морок схлынул, так же внезапно как появился, и перед его глазами снова синела озерная гладь…
– Мистика, – пробормотал Николай Михайлович, припомнив сейчас то наваждение, что нахлынуло на берегу после стакана водки. И развернул на столике тот самый платок, в пятнах. Перед глазами все поплыло, как в тот раз, левая рука онемела, из носа закапала дымящаяся алая кровь, и прямо на ткань. Теряя сознание, Гловацкий успел прохрипеть последние слова:
– Это конец… старик не солгал…
Глава 1
«Дан приказ ему на Запад»
2 июля 1941 года
Командир 118-й стрелковой дивизии генерал-майор Гловацкий Западнее Старой Руссы
Левая рука, хотя чуток онемевшая, уже не болела, так, тихонько ныла, как бы напоминая носителю бренного тела о своем существовании. И хоть он лежал на чем-то мягком, вроде матраса, но вот под ним была жесткая полка, топчан, качающаяся, словно на морской волне. И тут к нему вернулся слух, и в голову ворвался ленивый перестук вагонных колес, который ни с чем не перепутает тот, кто хоть бы раз проехался по железной дороге и спал под эти порой успокаивающие звуки.
«Инсульт шарахнул в третий раз, – к Николаю Михайловичу вернулась способность думать, хотя мысли тянулись в голове густой патокой. – И снова не в полную силу. А то бы хана была полнейшая! Парализовало бы на хрен, да мозги с речью отшибло напрочь, лежал бы сейчас бревном. А так отделался по большому счету лишь легким испугом. Нельзя волноваться, нервничать и тем паче психовать. Супруга чуть до смерти не довела своими истериками, я, мол, девочка молоденькая, ты развалина старая, ветеран второй пунической, с тобой рядом стыдно стоять, за моего папашу принимают!»
Гловацкий крепко сжал зубы, кое-как сдержал невольный стон. То не боль рванулась наружу, а мучительный жгучий стыд, что терзал его все эти долгие годы. Недаром люди говорят, что в жизни можно пережить все, кроме предательства. Вот только если мужиков прямо обвиняют в изменах, то сами женщины, что бы ни натворили, всегда наотрез