Королевский лес. Роман об Англии. Эдвард Резерфорд
ограничивают часы, когда дозволены беседы, но монастырское время растягивается в долгие периоды безмолвия, и неотложная потребность поговорить возникает редко: один день ничем не хуже другого, чтобы обменяться новостями. Однако к вечеру все буквально изнемогали от желания высказаться.
Брат Адам знал, что этому надо положить конец. Такое возбуждение не просто отвлекало: оно было подобно ширме между человеком и Богом, не пропускающей Святого Духа. Бог лучше слышен в тишине, виден – во тьме. Поэтому он порадовался, когда после вечернего богослужения до завтрака установилось правило полного безмолвия, summum silencium.
Ночь была особенным временем для брата Адама. Она всегда приносила ему утешение. Порой он сожалел о том, чего лишился ради духовной жизни, или тосковал по более крепким умам, с которыми познакомился в Оксфорде. И разумеется, бывали случаи, когда он проклинал колокол, гудевший посреди ночи, а все надевали войлочные шлепанцы и спускались по холодным каменным ступеням в полутемную церковь. Но даже тогда, распевая при свете свечей псалмы и зная, что огромная звездная вселенная бдительно нависла над монастырем, Адам, казалось, осязаемо чувствовал присутствие Бога. И жизнь в непрерывной молитве, рассуждал он, возводит защитную стену, столь же прочную, как и монастырская, создавая в человеке тихое пространство, где можно различить беззвучный голос вселенной. Поэтому брат Адам много лет прожил за своими молитвенными стенами и ночью ощущал присутствие Бога.
В последнее время утренние часы доставляли ему особое удовольствие. Несколько месяцев назад, испытав потребность в созерцательных размышлениях, он попросил аббата временно облегчить его обязанности, и просьба была удовлетворена. После заутрени и завтрака, который монахи вкушали в своей трапезной – frater, а послушники – в отдельном domus, он, обычно в одиночестве, отправлялся на прогулку.
Нынешнее утро было восхитительным. Осенний туман накрыл реку. На другом берегу золотилась дубовая листва. Лебеди выплывали из тумана, словно чудесным образом рожденные водной гладью. И брат Адам, возвращаясь, был все еще столь околдован этой картиной Божественного творения, что не заметил женщину, пока не подошел к толпе бедняков, ожидавших у ворот аббатства ежедневной милостыни.
Женщина была довольно мила на вид: широколицая, синеглазая, кельтских кровей и умная, как он предположил. Очевидно, из лесных жителей. Видел ли он ее раньше? Она, похоже, надеялась с кем-нибудь поговорить, хотя глаза ее следили за ним настороженно. Красивые глаза.
– Да, дитя мое?
– О брат, говорят, что убили брата Мэтью. Мой муж работает на аббатство во время жатвы. Брат Мэтью всегда был так добр. Мы хотим знать… – Она умолкла, но вид у нее был встревоженный.
Брат Адам нахмурился. Наверное, весь Нью-Форест уже что-то прознал о вчерашнем событии. Аббатство время от времени предоставляло работу не только послушникам, но и многим жителям Королевского леса. Не приходилось сомневаться, что доброго брата Мэтью очень любили. Хмурая гримаса была вызвана лишь