Кофе на утреннем небе. Ринат Валиуллин
зёрнышко этой горчицы – взрыв удовольствия на языке.
А проза… Послевкусие напичканного специями фаст-фуда. Когда чистой воды жаждешь раньше, чем доел. Когда ощущаешь, что грязные не только твои руки, но и ты сам изнутри… А какой был удивительно вкусный запах – слабо возражаешь ты совести… Запах мужчины, который понимает женщин. Он превратился в горький дым разочарования.
И всё видится насквозь, и игра слов уже не занимает ума, и каждая последующая сцена всё скучнее и скучнее… Он сверху или сзади в доминирующей позиции)))
И дело не в отсутствии честного, не идеализированного восприятия женщин или отношения полов, не в отрицании здорового цинизма… Наверно, дело в идеализированном восприятии автора))) В авторе виделся умный, тонкий и понимающий мужчина, а обнаружился патологоанатом, умно препарирующий гениталии, которому не интересны сердце, мозг, лёгкие, язык и прочий ливер объекта…
Вы мастерски работаете со словом, но я не прочту больше ни одной вашей книги… Вы умеете говорить, но вам нечего сказать… Цитаты прочитаю ради развлечения, но запоминать не стану. Блестящий юмор, ювелирная двусмысленность, но всё слишком колется, на сердце не положишь, душу не украсишь, подрастающему сыну или дочери не преподнесёшь как жемчужину добра и мудрости…
Извините за злое слово. Как известно, на вкус и цвет… Хороших вам объёмов продаж!»
– Переживаешь?
– Я мог бы тебе соврать. Художник переживает всегда, по любому поводу, даже без повода, иначе какой он творец.
– Несчастная женщина, не повезло ей, видимо, с мужиком, не познала она радости секса. Но в этом не ты виноват, и даже не она виновата, а её мужик, не привил ей вкуса к прекрасному, – взял я из вазы конфету.
– Ты виноват, – засмеялся громко Томас. – Твоих рук дело.
– Моих? – посмотрел я на свои руки и отложил в сторону развёрнутую конфету.
– Ты же книгу выпустил.
– Никогда не чувствовал себя таким виноватым, – засмеялся я в ответ.
– Да. Женщины смешны.
– Чем же они так смешны?
– Они нам верят.
– Значит, ты их обманываешь, заставляя читать свои книги, – глотнул я чаю.
– Нет, я не заставляю их читать, только чувствовать.
– Что чувствовать?
– Фальшь. Точнее сказать, фальшь их жизни. Фальшь, которую они должны уметь отличать и обходить, чтобы не купиться.
– Женщины на самом деле не так глупы, как прикидываются.
– Они не прикидываются, они влюбляются.
– Вот и я говорю, целуешь её, целуешь, сосёшь её, сосёшь, а она всё без чувств, – снова я связался со статуэткой. Взял с полки цыганку, танцующую бронзовый танец, и поцеловал в голову, поставил обратно, та закачала в знак отрицания головой. «Я понимаю, что нехорошо брать без всякого разрешения, но ведь хочется», – ответил я ей про себя.
– Нет бесчувственных женщин, есть мужчины, которые не знают, куда следует целовать, – засмеялся Томас тоненьким смехом. Смех его был не выше второй октавы, будто смех флейты. Странный такой, совсем